Любаша, напряженно размышляя, молчала.

— Правильно, что помалкиваешь. Сунулась в брод по самый рот, теперь соображай, как до берега добираться.

— А если на двор, тогда как? — осторожно поинтересовалась Любаша, пытаясь уточнить, насколько тверды намерения ее тюремщиков.

— Приспособь что-нибудь под парашу, и все дела, — веселился Федор.

— Ладно, — покорно согласилась Любаша. — Юркины сапоги приспособлю. Они резиновые, надолго хватит.

— Я тебе приспособлю! — забеспокоился Бондарь.

Федор и Семен захохотали.

— Смотри не промажь, — прохрюкал, задыхаясь от смеха, Семен.

— Поллитру ставлю, только бы одним глазком глянуть, — поддержал его Федор и от избытка чувств огрел ладонью Бондаря по спине. — Правильное решение, Юрок, принял. Такую бабу лучше на привязи держать, цены ей тогда не будет.

— Гуляйте, вертухаи, отмечайте мой срок, — посоветовала Любаша, стараясь, чтобы голос звучал уверенно и даже весело. — А насчет поллитры могу посодействовать. В комоде, в нижнем ящике, прокисает. Девяносто шесть градусов. Для хорошего дела берегла. Уничтожайте, раз такой расклад. А я пока подумаю, с какой горушки и на какой телушке подаваться отсюда.

— Повыступай, повыступай, — проворчал Бондарь, выдвигая нижний ящик комода. Нашарив бутылку, показал ее завопившим от радости друзьям.

— Жила-была пожила, да и ножки съежила, — пропел Федор и выбил короткую плясовую дробь.

— Клевая ты баба, Любаша! — кричал он, торопливо расставляя стаканы. — Лично я тебя хоть сейчас выпущу. Только начальство не разрешает. Велено дожидаться, когда тебе на выручку Васька Боковиков заявится. Тогда самое кино и начнется.

— Кто велел? — холодея от недоброго предчувствия, спросила Любаша.

— Кто велел, тот и съел. А мы ему разжевать поможем, — откровенничал разливавший спирт Федор. — Любовь, сама понимаешь, штука закамуристая. В жизни все не так, как на самом деле.

Семен, у которого настроение явно изменилось к лучшему, тоже решил поделиться сведениями: — Заместо приманки ты у нас теперь. На крупного зверя. — И снова захрюкал, довольный своей шуткой.

— На такую приманку жираф из Южной Америки бегом прибежит. А вот насчет Васьки — большие сомнения. Ему сейчас не любовь крутить, а когти рвать. Из городу такие штукари нарисовались — полный атас. По всем путикам теперь капканы приспособят. Сколько ни вертеться, а некуда ему теперь деться. Поехали, мужики! За любовь!

Освобождаться надо было либо силой, либо хитростью. На хитрость ушло бы слишком много времени, а его, судя по догорающему за заречными сопками закату, оставалось всего ничего. Любаша была уверена, что, как только стемнеет, придет Василий. И тогда она решилась. Распахнув окно, что было сил затрясла решетку. Но та была заделана на совесть — Бондарь всегда основательно защищал свое добро. Постояв в раздумье, Любаша вдруг распласталась на полу и полезла под кровать. Сначала один за другим выкинула из-под нее болотные сапоги мужа, затем выволокла туго свернутую резиновую лодку, которую Бондарь почему-то держал под супружеским ложем, и наконец, чихнув от поднявшейся пыли, извлекла на свет божий старенькую бензопилу «Дружба». Не теряя ни минуты, отвинтила с бачка пробку, открыла похищенную канистру и торопливо с верхом залила в бачок бензин. Бензин пролился на пол. Любаша сморщилась от резкого запаха и с сожалением посмотрела на свои руки, от которых тоже разило бензином.

Мужики, уютно расположившиеся за столом и только что разлившие по второй, одновременно вздрогнули от отчаянного визга пилы в соседней комнате. С недоумением уставившись друг на друга, они затем одновременно повернулись к забаррикадированной двери.

— Какого хрена? — выдавил наконец из себя Федор, чуть не подавившийся малосольным огурцом.

— Мотоцикл, что ль? — прислушиваясь, приподнялся со стула Семен.

Любаша начала с подоконника. Опилки летели во все стороны, пила уже не визжала, а выла.

До Бондаря наконец дошло:

— У всех бабы, как бабы, а эта — бомба водородная!

— Ты чего, совсем завис? Или лампочка перегорела? Какая бомба?

— Бензопилу старую разыскала. Я ее выбросить хотел.

— Чего не выбросил? Она теперь весь дом на куски распластает.

— Ну. Вместе с нами, — вполне серьезно пообещал Семен.

— Такая могёт! — согласился Федор.

— Кончай, блин! — заорал было Бондарь, окончательно сорвав и без того подсаженный голос. После чего ругательства и угрозы мог излагать только шепотом, которого за непрекращающимся воем пилы даже сам не слышал.

— Придется дверь отлаживать, — решил наконец Федор и что было сил заорал: — Слышь, рыжая! Кончай выступать! А то мы тебя этой пилой саму на мелкие части распластаем! Вдоль и поперек!

Как назло, после его слов у пилы соскочила цепь, и Любаше пришлось ее выключить.

— Молоток! — похвалил Федор. — Соображаешь. Пили, не пили, дальше того свету, хоть в ту сторону, хоть в эту, не скроешься. А за сопротивление приказу начальства мы тебя на полгода премии лишим. Лишим, Юрок?

— На год, — прошипел Бондарь.

— Открывай дверь! — неожиданно взял на себя командование Семен. — Надо у ей эту игрушку-пилушку ликвидировать. А то спокойно посидеть не даст.

Бондарь с готовностью принялся стаскивать мешки с комода.

Любаша тем временем заправила цепь и, прежде чем снова завести пилу, подошла к двери и крикнула:

— На пол смотрите!

— Какого хр…на мы там не видали? — спросил Федор. Но на пол все же искоса глянул. Ничего не разглядев, поинтересовался: — Еще, что ль, бутылек где-нибудь в заначке? Тогда колись на точные координаты.

— Смотрите, смотрите, — повторяла Любаша и, открыв канистру с бензином, стала выливать под дверь ее содержимое.

Бензин потек в щель под дверью, под комод и наконец явственно обозначился на полу в соседней комнате, разливаясь по его пространству обширной лужей. Бондарь немедленно отскочил в сторону, а Семен, страдавший хроническим насморком и потому почти не различавший запахов, сунул в лужу палец, поднес к носу и неуверенно констатировал:

— Вроде соляра…

— Сам ты соляра! — буркнул Федор, отступая от подплывающей к его ботинкам жидкости. — Семьдесят шестой.

— Девяносто второй, — с плачущим выражением лица прошептал Бондарь. — С города привез.

— В общем, так… — отбросив пустую канистру, сказала Любаша. — Чтобы вам не скучно было, поимейте в виду, будете возникать — в дверь колотиться, под окнами шарашиться — подожгу. У меня не заржавеет, можете у моего бывшего