Б. С. Абалихин в своей статье кратко прокомментировал оба варианта и совершенно неожиданно сделал вывод, что Наполеон, основываясь на сведениях об отсутствии продовольствия в Смоленске, «пришел к заключению, что отходить в данные районы невозможно». Абсолютно неаргументированно прозвучало и его другое мнение: «Отход в направлении на Киев он (т. е. Наполеон. ― В. Б.) считал наиболее выгодным, но опасным», так как туда направлялась Дунайская армия[466]. Процитируем начало указанного документа, где единственный раз упоминается киевское направление: «Противник продвигается по дороге на Киев, его цель очевидна: он ожидает подкрепления из Молдавской армии. Двинуться туда, это значит… находиться без опорных пунктов во время зимнего квартирования»[467]. Совершенно очевидно, что под противником» имелся в виду Кутузов, а не Чичагов; смысл же последней фразы ― прямо противоположный выводу Абалихина.

Суть плана Наполеона после выхода из Москвы заключалась в идеи маскировки отступления под видом наступления в другом направлении. Французский император намеревался главные силы бросить по Новой Калужской дороге, чтобы совершить обходное движение, минуя левый русский фланг. Так как от Тарутино до Смоленска ближе, чем от Москвы, то Наполеону надо было отбросить русских и ликвидировать имеющееся у них преимущество. Уже взятие Малоярославца обесценивало Тарутинскую позицию, поскольку угроза флангу и тылу Кутузова заставила бы его отступить. Французы, не вступая в сражения, хотели потеснить Кутузова, уничтожить русскую тыловую базу в Калуге, а затем отойти через Ельню или Вязьму к Смоленску.

Детали замысла можно уточнить из последующей переписки Наполеона. Причем прямых и косвенных свидетельств, что французы намеревались отступать потом к Смоленску ― множество. Удивительно, как их проигнорировал Б. С. Абалихин, который специально занимался этой темой. В заключении лишь укажем, что под Малоярославцем русские войска сорвали не план «прорыва на Украину», а замысел отхода от Калуги к Смоленску, а сами события под этим городом знаменовали не переход в «контрнаступление», а начало параллельного преследования французов русскими войсками.

Среди европейских государств, противостоящих Наполеону в начале ХIХ столетия, отношения России и Пруссии оказались наиболее тесными, в первую очередь из-за личных отношений монархов, возникших еще во время первой встречи российского императора и прусского короля в Мемеле в 1802 г. Можно смело говорить о дружбе, возникшей между Александром I и прусской королевской четой. Они были равны по происхождению, по возрасту представляли одно поколение и имели схожие взгляды. Но дружба первых лиц (как ни с кем из европейских монархов), не мешала проводить их государствам собственную политику исходя из приоритетов внешнеполитических задач и национальных интересов. Часто Пруссия и Россия занимали диаметрально различные позиции в отношении международных событий. Так в 1805 г. Пруссия отнюдь не жаждала принять участие в очередной антинаполеоновской коалиции ― слишком близко находились французские войска у прусских владений, поэтому осторожный король Фридрих-Вильгельм III предпочел первоначально остаться нейтральным. Правда 3 октября 1805 г. во время движения французских войск к Дунаю корпус маршала Ж. Б. Ж. Бернадотта пересек прусский анклав Анспах и тем самым нарушил нейтралитет Пруссии. По-видимому, Наполеон посчитал, что может себе позволить такое, а пруссаки не будут сильно артачиться. Но этот инцидент произвел неприятное впечатление на прусский двор, армию и общество. Естественно, при наличии антифранцузской партии это было воспринято как оскорбление. Вслед за этим, Пруссия дала согласие на проход русских войск в Австрию. Кроме того, в Пруссию 25 октября, чтобы поддержать дело коалиции, прибыл Александр I. Он смог уговорить прусского короля Фридриха-Вильгельма III подписать 22 октября (3 ноября) договор о намерении вступить в антинаполеоновскую коалицию. Но этот договор оказался обставлен несколькими оговорками, делавшими его условным. Пруссия должна была выставить заведомо невыполнимые и ультимативные требования Наполеону (осуществить «вооруженное вмешательство»), а после этого через месяц выступить против Франции и выставить 180 тысяч человек, причем за это в итоге ей пообещали, помимо положенных денег за участие в военных действиях, компенсацию в виде получения Ганновера или Голландии. Этот союз был даже подкреплен клятвой в вечной дружбе королевской четы и Александра I над гробом Фридриха Великого в гарнизонной церкви Потсдама. Клятва не являлась юридическим документом, всего лишь словом чести монархов. Пруссия, правда, тогда так и не вступила в коалицию ― после поражения русских и австрийских войск при Аустерлице она предпочла заключить Шенбрунский договор с Францией, по которому получала Ганновер.

Прусское королевство, находясь между двумя империями (Францией и Россией), вело двойную игру, давая определенные посылы сразу на два фронта, а в итоге результат оказался плачевный. В 1806 г. обстановку в Европе внезапно и радикально изменило прусское «прозрение». На прусского короля Фридриха-Вильгельма III влияли разные придворные группировки, сам же он колебался между чувствами удовлетворенной алчности и откровенным стыдом за содеянное. Новый франко-прусский договор был подписан 15 февраля 1806 г. Одновременно в Россию прусским королем был послан престарелый генерал-фельдмаршал герцог К. Брауншвейгский, который согласился на заключение союзного оборонительного договора, по которому Россия брала на себя обязательства гарантий целостности Пруссии.

12 июля 1806 г. была создана Рейнская конфедерация первоначально из 16 южно-германских государств. Пруссия не могла безучастно смотреть на то, что творится рядом с ее границами. В это же время до Берлина начали доходить упорные слухи, что на англо-французских переговорах Наполеон предложил вернуть Ганновер английскому королю. Это была всего лишь очередная дипломатическая комбинация французского императора, в которой Ганновер становился очередной разменной картой, так же как и Пруссия. Это свидетельствовало о том, сколь мало Наполеон считался с Пруссией, что было оскорбительно для этого королевства. Еще бы! Пруссию так нагло обманывали и унижали, и в будущем она попадала в неловкое положение (по словам К. Клаузевица «перспектива недостойным образом приобретенный Ганновер потерять еще более недостойным образом»), оскорбительное для ее политической чести. Предав своих потенциальных союзников, Пруссия осталась в Европе без друзей и фактически оказалась в результате своей политики в изоляции, один на один со своими проблемами. Как позже написал К. Клаузевиц: «…своим отчаянным положением в 1806 г. Пруссия обязана только своей плохой политике». Только когда Берлинский кабинет осознал гибельность последствий предшествовавшего курса, все колебания были отринуты, и он совершил внезапный поворот во внешней политике и наконец вспомнил про наличие последнего козыря, который имелся в распоряжении ― овеянную славой Фридриха Великого армию. Армия с немецкой педантичностью была приведена в полную готовность.