нашего положения в Азии вообще и в Китае в особенности». Георгиевский сомневается, – имеем ли мы русские ясное представление о силах противника? Продолжая высказывать сомнения в умении офицера ГШ РИ анализировать политические события и оценивать боеготовность вооружённых сил Китая, учёный не согласен с тем что, размышляя о состоянии страны и её Армии, офицер делает вывод об отсутствии в ней достаточно профессионально подготовленных вооружённых сил для борьбы с Россией.

Он «опасается», что «авторитет Пржевальского, совершившего четыре путешествия по центральной Азии, обогатившего географическую науку важными открытиями и компетентного в вопросах, касающихся военного дела, слишком велик, чтобы не влиять на читающую публику, и ему не раз приходилось слышать, как люди интеллигентные, в разговорах о возможности войны между Россией и Китаем, высказывали, ссылаясь на его статью. Поэтому многие убеждены, что китайцам, имеющим слабую Армию бесполезно бороться с русскими и что вступление наших войск в её пределы будет не чем иным, как победоносным шествием».

В конце концов, учёный словесности сомневается, действительно ли данные Пржевальского об обороне страны и Армии Китая соответствуют фактическому положению вещей? То есть зерно сомнения в доклад Пржевальского брошено, – осталось ждать всходы.

Обратим внимание и на риторику учёного. Его как гражданина не волнует оправданы ли огромные затраты государства в случае войны, требуемые для ведения боевых действий, а также титанические усилия всей его экономики, он сомневается только в правдивости информации докладываемой в ГШ РИ путешественником Пржевальским.

В продолжение своей статьи Георгиевский приводит контраргументы следующего характера, взятые из популярных журналов. Например, – европейские усовершенствования в области военной техники и военного устройства вообще в Китае, вызванные необходимостью самозащиты. Далее синолог делает резкий разворот и обращается за информационной поддержкой не к профессиональным военным источникам, проводившим аналогичные исследования, а только к единственному источнику, – книге бывшего французского консула в Китае Габриэля Симона.

«Читатель, быть может, спросит, почему Пржевальский составил о Китае именно такое понятие, что это страна, закосневшая в своей полудикости и неспособная вступить на путь европейского прогресса. Чтобы понятие не было произвольно-субъективным и соответствовало предмету, для этого необходимо знание предмета».

Вместо того, чтобы осознать уровень своей некомпетентности в военной тематике, штатский учёный-филолог постепенно перемещает предмет обсуждения в нужное ему узконаправленное русло, и подводит обсуждение к азам тех знаний, в которых он наиболее компетентен – чистой синологии.

«Если г. Пржевальский говорит о цивилизации Китая, то, конечно, знает ее? Мы думаем, что нет. Во время своих знаменитых четырёх путешествий г. Пржевальский изучал Монголию… и некоторые другие земли, входящие в состав Небесной Империи, но в собственный Китай он, можно сказать, не заглядывал никогда – он видел Китай у его околицы и притом в таких местах, где, по причинам этнографическим и историческим, китайская цивилизация не могла ни прочно утвердиться, ни проявиться во всём многообразии своего содержания.». «Г. Пржевальский знакомился с китайцами, главным образом, в застенном Китае, продолжает учёный, и по этой части его населения делает заключение о целом. Но, во-первых, этот приём – заключения от частного к общему – редко бывает, безошибочен вообще, в данном же случае он должен рассматриваться положительно непригодным».

Здесь Георгиевский если не лукавит, то просто утрирует, представляя факты в том цвете, котором ему выгодно: «В самом деле, подумайте, какие сведения мог бы собрать самый даровитый путешественник о России и насколько верны были бы его суждения о нашей стране, если бы он стал говорить о ней, прошедши по минусинскому, алтайскому и бийскому округам»? «Между тем Пржевальский в деле исследования Китая и китайцев стоит именно в этом положении: он видел только застенных китайцев, а эти последние, подобно жителям наших алтайского и бийского округов, уже никак не могут являться типичными представителями своей цивилизации».

Неужели Георгиевский не знал, что путешественник посещал самое сердце цивилизации этой страны – Пекин? Скорее всего, знал. И вот, что пишет Пржевальский при посещении им столицы М. П. Тихменеву 14 января 1871 г.

«Прибыли в Пекин и разместились в русском посольском доме, на квартире, приготовленной нашим посланником, генералом Влангали. Я ещё мало познакомился с самим городом, – писал Пржевальский, но уже и первых впечатлений достаточно, чтобы безошибочно сказать, что это невообразимая мерзость. Те же самые фанзы, как и на Уссури, разве только побольше объёмом и числом. Грязь и вонь невообразимые, так как жители обыкновенно льют все помои на улицу и, сверх того, здесь постоянно можно видеть, идя по улице, сидящих орлом то справа, то слева».

«Прибавьте ко всему этому, что здешние китайцы вдесятеро хуже наших амурских. Там, по крайней мере, они держатся в острастке, а здесь всех европейцев, в глаза и за глаза, называют не иначе, как «чёрт», так что, проходя по улицам, обыкновенно слышишь громкие «приветствия» такого рода. Мошенничество и плутовство развито до крайних пределов. Стоит только зайти в какую-нибудь лавку и с вас возьмут втрое, да ещё непременно обманут товаром». Что можно сказать по этому поводу? – Из песни слов не выкинешь, иначе это будет обычная композиция на тему.

Разочаровавшись найти «луч света в тёмном царстве» неизменной наглой лжи и криводушия, он далее рассуждает: «Вообще здешний китаец – это жид плюс московский мазурик и оба в квадрате. Но то прискорбно видеть, что европейцы церемонятся с этою сволочью, которая, в буквальном смысле, чуть не плюёт им в глаза на улицах, а ругает в слух сплошь, да и к ряду».

Доведённый до отчаяния патологической ложью и лицемерием чиновников, он делает вывод: «По моему мнению, только одни ружья и пушки европейцев могут сделать здесь какое– либо дело. Миссионерская проповедь, на которую так уповают в Европе – глас вопиющего в пустыне. Китайцы открыто смеются над всеми поучениями миссионеров, которые, чтобы пустить пыль в глаза Европе, устраивают здесь школы, но не упоминают в своих отчётах, что учеников они нанимают, т. е. платят каждому деньги, за то, чтобы он приходил в училище, так что китайцы, видя в этом барыши, гоняют своих детей в школу, как на рынок».

Мнения других специалистов в данном вопросе

Критика историками Запада

Хотелось бы подкрепить выводы Николая Михайловича выдержками из «Сочинений монаха Иакинфа» изданного в 1848 году: «Лицемерие, лукавство, ложь, притворство, унижение – натура китайца. И как быть иначе там, где церемония поглощает всю духовную жизнь народа, где младший непременно должен удивляться уму и добродетели старшего».

Пржевальский в своей статье уделил большое внимание военной теме того времени и сделал вывод: «Прогресс везде с трудом прокладывает себе путь, а