…А ты ничего не знаешь, Аркадий, и не будешь никогда знать, никогда не порадуешься вместе с нами.

Вчерашний день тоже принес немало новостей. Ну во-первых, как и было задумано, мы трое – Сима, Нина и я – побывали у Веры в Литтчено. Мне понравилось у нее – комнатка маленькая, уютная и очень чистая. Особенно пленило нас большое – с потолка до полу зеркало. Вот уже где мы насмотрелись на себя!

Неожиданно, едва мы расселись, заглянула фрау Гензель – нынешняя Верина хозяйка – с длинным, принюхивающимся носом, в мелких, пересыпанных сединой кудряшках, цепко оглядела нас.

– Майне швестер, – сказала, краснея, Вера и показала на меня. – Унд дизе, – она кивнула в сторону Симы, – унзере танте[48].

– Гут, – непонятно кого или что похвалила немка и сдержанно предложила Вере: – Можешь угостить своих родственников яблоками. Возьми из буфета три небольшие штуки. Драй кляйнес штукхен.

Когда мы сидели взаперти и дружно уплетали выставленное Веркой угощение – сладкие пирожки, бутерброды с сыром, конфеты, яблоки (Вера в своем «репертуаре» – заранее подготовилась к приему гостей) – в дверь постучали. Испугавшись, что это опять пожаловала хозяйка, мы торопливо пихнули под кровать тарелки с пирожками и бутербродами, конфетницу, вазу с яблоками. Но тревога оказалась ложной. Явилась Люда – знакомая Веры по Брондау. Снова, теперь уже впятером, принялись за пиршество.

И вот Люда сообщила первую новость. Сашка Дубоусов прислал ребятам письмо, где сообщает, что они вместе с Женей Журавлевым находятся сейчас в городе Готенхафене и работают оба в… бане. Хвастает, что житуха у них отличная – каждый день гулянки, выпивка, танцульки. Устроили их в это заведение какие-то немки, с которыми они познакомились по приезде в Готенхафен. Пишет: работа непыльная и прибыльная – дезинфицируют вещи вновь прибывающих «восточных рабочих» и поляков.

Я не поняла: «Что значит „прибыльная“? Разве там им что-то платят?» Люда исподлобья посмотрела на меня: «Не думаю. Кто им будет платить – немцы, что ли? Видимо, сами себя научились обеспечивать. Как? Вот ты тоже, наверное, была в бане в Данциге – у тебя ничего не пропало из вещей? Вероятно, потому и не пропало, что нечего было красть. А со мной вместе ехала женщина, так у той браслет золотой украли – подарок мужа. У другой – сережки с какими-то страшно дорогими камнями. Как они обе плакали, просили отдать. Ни за что! Вытолкали в шею…»

– Неужели ты думаешь?..

– Не думаю, а уверена, – нахмурясь, перебила меня Люда. – Женьку я, правда, мало знаю, а Сашка – подонок. Это, поверь мне, точно!

Я страшно разобиделась за Дубоусова. Александр – подонок? Как она может так? И Сима тоже возмутилась, поддержала меня: «Саша, пожалуй, единственный порядочный парень из всех, кого мы здесь знаем, – и по своему воспитанию, и по культуре».

Люда презрительно скривила губы: «Вот именно – культурный, воспитанный хам! Когда-нибудь вы в этом убедитесь сами».

Мы некоторое время посидели молча и отчужденно, затем Вера, желая разрядить обстановку, начала вспоминать о своей жизни в Брондау, стала расспрашивать Люду об общих знакомых.

– У девчонок все без изменений, – рассказывала Люда, – а в мужском бараке недавно трое новеньких появились. Говорят, что работали в большом поместье, где-то в окрестностях Данцига, бежали оттуда, но их схватили. С месяц или больше держали всех троих при бирже в Мариенвердере, гоняли их на разные городские работы – расчищать свалки, убирать помойки. А недели две назад прислали к нам. Сейчас они доярами на ферме.

У меня в голове сразу возникла догадка, которая тотчас же переросла в уверенность.

– Постой, как их зовут? – волнуясь, спросила я Люду. – Николай, Сергей, Иван – верно?

– Да, – ответила она удивленно. – А ты их знаешь?

Так вот где объявились те мои давние знакомцы-беглецы! В Брондау! Надо же, в какое пекло угодили! А я нет-нет да и вспоминала их, думала – куда они исчезли?

Часа через два мы ушли (я беспокоилась – не приехала ли Зоя к нам?), Вера проводила нас до развилки. Рассказывала про Люду. Она из Пушкина, до войны успела закончить десятилетку. Незадолго до угона ее в Германию мать убило осколком снаряда, а отец и два брата на фронте. В Брондау она пользуется уважением, особенно со стороны ребят, но зато находится в немилости у управляющего. Возле нее группируются несколько девчонок, которые ведут себя независимо по отношению к Адели и ее приспешницам. Кстати, вот эта самая Люда ухаживала за Верой, когда та лежала тяжело больная.

Из слов Веры видно – вроде бы неплохая девчонка, но почему она так взъелась на Дубоусова? И неужели Александр способен на подлость? А впрочем, откуда я знаю, на что он способен? Ведь красивая внешность – это отнюдь не гарантия честности и порядочности. Мне Саша нравился (и сейчас нравится), но ведь бывали моменты, когда его излишняя развязность, самоуверенность прямо-таки «царапали» душу. Мы все приписывали это его остроумию, находчивости, смеялись вместе с ним, а может быть, он не столько остроумен, сколько наглый и недобрый?

Зоя так и не появилась. Остаток дня прошел впустую. Приходили Васька и Володя от Кристоффера, играли в карты, болтали, кто во что горазд.

А вечером произошел, как говорит Болтун, еще один «инцендэнт». Часов в восемь, когда мы ужинали, явилась Нина от Бангера и таинственно вызвала меня в коридор: «Выйди, пожалуйста, на улицу. Там тебя англичанин ждет».

«Какой англичанин?» – удивилась я. «Ну, Бель наш… Попросил меня идти с ним и вызвать тебя». – «Странно. А что ему нужно?» Нинка пожала плечами: «Откуда я знаю? Попросил – и все».

Накинув пальто, я вышла на крыльцо. В мягком, густо подсиненном воздухе плавно кружились редкие снежинки. Со стороны Эрниной половины доносился едва слышно плач маленького Пауля.

От угла Гельбова забора отделился в темноте силуэт человека в сдвинутой набекрень пилотке. Точно – Бель.

Я сбежала на дорожку. «Добрый вечер. Что случилось?»

– Абсолютно ничего плохого, – улыбаясь, сказал, задержав мою руку, «лорд». – Вечер действительно такой добрый, что я подумал: не погулять ли нам немного?.. Я возвращаюсь после ужина в лагерь, на Молкерай, – мы могли бы пройтись до деревни, а потом я провожу тебя обратно. В этот час дорога совершенно пустынная, нам не грозят никакие неприятности.

Ишь ты! Он подумал!

– Боюсь, что огорчу вас, Бель. Холодно, и снег идет. Я не люблю снег.

– Понял! – жизнерадостно воскликнул Бель. – Значит, прогулка отпадает… Тогда, может быть, ты пригласишь меня к себе? Познакомила бы со своей мамой,