– Вообще-то, мадам, проникнуть в его дом не так-то и просто, особенно ночью.

– А если с чьей-либо помощью?

Обри хранил молчание, словно желая сказать: «Это было бы довольно опасно, ваше сиятельство; так недолго скомпрометировать не только многих людей, но и все наше дело».

– Да-да, понимаю… – задумчиво пробормотала мадам де Праз.

– А знаете, – заметил Лионель, – я слышал, как кто-то называл Жана Марея «человеком, который не спит». Якобы он нередко до зари просиживает за письменным столом, перед зажженной лампой, и почти не отдыхает. Один из его друзей, врач по профессии, даже сказал мне, что в его глазах есть нечто особенное, характерное для людей, регулярно бодрствующих по ночам.

Мадам де Праз, раздраженно поджав губы, процедила:

– Короче говоря, все наблюдения – и твое, Лионель, и ваше, Обри, и мое собственное, – все наши наблюдения, производимые с утра до вечера, но не с вечера до утра, не дали никаких результатов. И однако же, инстинкт мне подсказывает…

– Что именно? – нетерпеливо проворчал Лионель.

– Когда на меня смотрят чьи-либо глаза, – уверенно заявила мадам де Праз, – я всегда вижу, таится в их глубине нечто сокровенное или же нет… Обри, Лионель, нужно удостовериться в том, что господин Жан Марей действительно проводит ночи напролет за работой.

– Как я уже говорил, это будет непросто, ваше сиятельство.

– Начните с того, что выясните, не приходит ли в особняк кто-либо ночью, покидая его перед самым рассветом.

– Какая-нибудь женщина, маман? – насмешливо спросил Лионель.

– Чем черт не шутит? – ответила мадам де Праз, пожав плечами.

– А вот это, – заметил Обри с пошлой улыбкой, – будет нетрудно!

Глава 4

Фобия Жильберты

– Да нет, моя дорогая Жильберта, – сказала мадам де Праз, – учитывая современные нравы, я не нахожу ничего неприличного в том, что мсье Жан Марей пригласил тебя к себе. В наш век вполне естественно, что жених зовет невесту на чашечку чая в дом, который, вероятно, вскоре станет и ее домом. Но так же естественно и то, что мне следует пойти с тобой. Надеюсь, ты не возражаешь?

Стараясь скрыть досаду, Жильберта натянуто улыбнулась и недовольно произнесла:

– Конечно, тетушка, не возражаю, но все-таки вы немножко отстаете от нашего века.

– Ах, Жильберта, как же плохо я тебя воспитала! – заметила мадам де Праз, с выражением снисходительного негодования потрепав племянницу по щеке.

* * *

В модно обставленной малой гостиной Жана Марея был сервирован чай. Мадемуазель Лаваль, пребывавшая в дурном настроении, отмалчивалась, на вопросы отвечала дерзко и невпопад, а затем и вовсе вскочила со стула и принялась ходить туда-сюда, подражая развязной походке какого-нибудь юного шалопая.

Графиня понимала, чем недовольна племянница, обижалась на нее, но не подавала виду, чинно лакомясь пирожными и с деланым равнодушием разглядывая обстановку.

– А сигаретки у вас не найдется? – спросила Жильберта.

– Они у меня там, – поспешно ответил Жан Марей и направился в смежную, курительную комнату, куда девушка последовала за ним, послав поднявшейся было из-за стола тетке насмешливую и издевательскую гримаску, которых у мадемуазель был целый набор.

– Что это с вами? – участливо поинтересовался Жан Марей, как только они оказались наедине.

– Она меня раздражает, вот я и дуюсь.

– Однако же… – снисходительно произнес хозяин дома.

– Поймите, Жан, она меня раздражает, и все потому, что явилась сюда исключительно для того, чтобы за мною приглядывать. Пришла, чтобы вынюхивать и выведывать. Как от нее отвязаться? Меня уже тошнит от ее присутствия.

– Но, Жильберта, она же права. Поставьте себя на ее место, и вы все поймете… И вот еще что, мой дорогой друг: почему бы вам не стать снова самой собой? Жаргонные словечки и эксцентричное поведение вас отнюдь не красят. Я гораздо больше люблю другую Жильберту!

Девушка посмотрела на Марея, и ее глаза, в которых вдруг на миг отразилась тревога, наполнились слезами. Их руки соединились, и она прошептала:

– Ах, любите меня, Жан! Если вам не нравятся мои выходки и кривляния, я больше не буду, обещаю. Скажите, вы же любите меня, правда? И никогда не разлюбите, да, Жан? Никогда-никогда?

Он посмотрел на нее с нежной серьезностью, и она почувствовала, как ее сердце растворяется в волне счастья и радости. Все, что еще минуту назад заставляло ее огрызаться и вставать на дыбы, разом улеглось.

– Только не думайте, Жан, что я не люблю тетушку. Я к ней очень привязана, но порой…

– Невежливо было оставлять ее одну. Я, как хозяин, обязан быть гостеприимным. Но вы же хотели сигарету? Выбирайте.

– Спасибо, уже передумала. Вам ведь не хочется, чтобы я курила, да, Жан? Запретите мне курить, и я подчинюсь. Мне будет так приятно доставить вам удовольствие!

Марей рассмеялся столь необычайно счастливым смехом, что окончательно сразил Жильберту.

– Да, верно, – признал он, – мне не нравится, когда вы курите.

– Ох! Вы такой милый! Такой милый!

– Я вас люблю, – внезапно заявил он серьезным и вместе с тем радостным тоном.

Жильберта хотела ответить, что тоже его любит, но к горлу подкатил комок, и с губ сорвалось лишь несколько всхлипов.

– Пойдемте! – нежно произнес Марей.

* * *

Они нашли мадам де Праз разглядывающей восхитительные картины, украшавшие стены малой гостиной.

– Хотите увидеть другие? – спросил Жан Марей. – Я был бы счастлив показать вам свое последнее приобретение. Если вам нравится Коро́…

Гостьи в сопровождении хозяина прошли в большую гостиную, где их взорам предстала обширная коллекция бесценных полотен и гармоничных скульптур. Жан Марей принялся рассказывать про каждый экспонат, поражая дам завидной эрудицией и безупречным вкусом. Мадам де Праз узнала об искусстве такие вещи, о которых прежде даже не задумывалась, а для Жильберты, упоенной знаниями Жана и тонкостью его суждений, голос жениха звучал, словно музыка.

– А что вот в этих витринах? – спросила она.

– А, это мой личный музей! У каждого свои причуды.

– Ключи. Старые ключи, – констатировала графиня.

– Здесь еще и старинные лампы, – добавила Жильберта.

– Ну да, – признал Жан Марей, будто бы смиренно извиняясь за свои нелепые экспонаты. – Ключи и лампы. Я начал коллекционировать их с самого детства. Они всегда притягивали меня. Странно, не правда ли?

– Весьма символично, – заметила графиня. – Наверное, вы любите открывать что-то новое, так сказать, проливать свет?

– Пожалуй! – беспечно ответил Марей.

– Мне кажется, – сказала Жильберта, – что за столько лет у вас должно было накопиться куда больше ламп и ключей. Или они вам уже не интересны?

– Ну почему же? Просто с этими двумя витринами меня связывает одна небольшая тайна…

– Говорите-говорите, уж нам-то вы можете довериться! – Мадам де Праз, являвшая собой в этот миг воплощение