поясе, словно символ его теперешней участи — безоружный, без средств, без защиты. Сапоги, без лоска, но весьма крепкие, всё же говорили о том, что их хозяин был человеком, привыкшим к трудностям. Его волосы успели отрасти за время заключения, но были аккуратно подстрижены, как и борода, короткая и ровная. На голове не было никакого головного убора — традиционный знак смирения.

К Теодору явились ранним утром. Шум шагов по коридору раздался прежде, чем тяжелая дверь отворилась с протяжным скрипом. В темницу вошли два стражника, оба молчаливые и хмурые, с алебардами в руках, и за ними — префект тюрьмы.

— Теодор Лемк, — произнес тот сухо, не глядя в глаза. — Настал час суда.

— Наконец-то!

Декарх стражи, высокий, с обветренным лицом и слегка запавшими глазами, шёл ровным, размеренным шагом рядом с Теодором, тогда как префект ушел значительно вперед.

Он склонился чуть ближе, словно передал кому-то приказ, но вместо этого тихо заговорил.

— Вы должны знать, что о вас думают, — начал он так, будто просто делился новостями. — Многие мелкие офицеры, часть комитов… Они говорят, что вы герой.

Он не смотрел на Теодора, всё время глядя перед собой, словно боялся, что лишний взгляд может выдать его.

— Влиятельные семьи на вас обозлены…

— Убийство Конталла?

— Это не самое страшное, что вам ставят в вину. Они убеждены, что вы — сторонник той партии, что пригласила Георгия Ховра. Говорят, вы играете в их интересах.

— Это глупости! Бред! — выдохнул Теодор, не оборачиваясь.

— Возможно, — не стал спорить декарх — Но ведь это Империя. Здесь достаточно слуха, чтобы лишить человека головы. Эти семьи не просто хотят вас убрать. Они хотят, чтобы ваша смерть послужила уроком и предостережением. И ударила по Ховру.

Они свернули за угол, где жировые фонари освещали массивную дверь. Декарх замедлил шаг, и голос его стал ещё тише.

Теодор промолчал. Вигл чуть склонил голову и, не поднимая глаз, добавил:

— Успехов, во имя Империи!

С этими словами он передал Теодора другому десятнику и, не глядя больше на узника, скрылся в полутьме коридора.

Какое-то время Лемк не понимал куда они движутся. Однако попав на улицу, он слегка определился.

Вот Башня Анемаса.

А вон там мост Калинника. И поведут его сейчас в сторону Акрополя, наверное. Ведь там несколько лет назад проходил суды. А до него еще добираться весьма небыстро.

Но нет. Ему не дали посмотреть на родной город. Их целью стал расположенный неподалеку Малый Влахернский дворец. Это место само по себе многое значило. Дворец, выстроенный для частных аудиенций и деловых совещаний династии Палеологов, отличался скромностью, но при этом сохранял торжественность, что придавало происходящим в его стенах событиям особую весомость. Его залы, украшенные старинной мозаикой, изображающей сцены имперской славы, словно напоминали о том, что перед лицом закона и власти каждый должен отвечать за свои поступки, кем бы он ни был. Правда, годы запустения не обошли и это место стороной. Видны были трещины и сколы в мраморе, местами отсутствовали целые полотна мозаики. Знаменитая свинцовая крыша давно заменена на обычную керамическую.

У ворот, ведущих на территорию дворца, толпилось на удивление Теодора немало людей. Среди них ему удалось приметить Мардаита.

— Сид! Сид!!! Ты нашел кого-то из пропавших?

Тот попытался ему что-то крикнуть в ответ, но Теодор ничего не услышал.

— Молчать! — прошипели все стражники. И подкрепили приказ, довольно сильно ударив Лемка по плечу. Тут уже были не тюремные стражи. Сплошь сыны знати, или их приближенные, занявшие все возможные места, хоть сколько-то близкие к трону.

Под суд выбрали главный зал, где высокие окна пропускали достаточно света, чтобы подчеркивать каждую деталь на лицах присутствующих. Позолоченный орел — символ имперской справедливости — взирал с верхушки зала, возвышаясь над трибуной судей.

Вдоль стен, на деревянных скамьях, должны были разместиться свидетели, обвинители и те, кто пришел следить за этим процессом.

Один угол зала был закрыт завесой — велумом, за которой мог анонимно находиться император и его советники, пожелай они присутствовать.

«Шестикнижие» вселенского судьи Фессалоники Константина Арменопула, составленное около 1345 года, оставалось действующим сводом права почти пять столетий. Полное его название звучало как «Епистолия божественных и священных правил, бывшая от всечестнаго севаста и законоположителя и судии Фессалоническаго, господина Константина Арменопула». Этот свод, вобравший в себя как нормы римского права, так и предписания канонического закона, представлял собой уникальный инструмент управления, который сочетал строгую логику светских законов с моральным авторитетом церковных правил.

Насколько знал Теодор Лемк, «Шестикнижие» оставалось вполне пригодным для применения. Оно не утратило своей актуальности, хотя некоторые его положения, на первый взгляд, могли показаться архаичными. По сути, законы эти обладали фундаментальной гибкостью, позволяя интерпретацию в зависимости от контекста.

Лемк размышлял о том, как Византия, несмотря на очевидное технологическое отставание от Запада, сохраняла интеллектуальное и административное превосходство. Высокая культура государственного управления, унифицированные нормы права и развитая система образования позволяли империи держаться, даже когда внешние угрозы множились.

Высшая школа, являвшиеся источником подготовки судей, нотариусов и администраторов (востребованных в многочисленных странах латинян), сыграла здесь свою роль. Она давала не только юридическое образование, но и формировали мировоззрение, основывающееся на понимании сложной связи между властью и законом, между свободой и порядком. Возможно, именно поэтому Империя, даже в условиях упадка, смогла существовать столь долго.

В любом случае, судьи имели широкий выбор наказаний. Смертных казней старались в основном избегать как противоречащих духу Мессии и в свете милосердия императора, но существовало множество штрафов, отсечение органов, нанесение увечий, различные сроки ссылки или тюремного заключения. Законы на то и законы, что были суровы.

Лемк дословно помнил отрывок из одного документа:

«…в противном случае же сборщик налогов Фракисийской фемы должен от имени казны применить против этих крестьян (не желающих выполнять имперские и дополнительные церковные повинности- прим.авт.) справедливое наказание и принудить их — пусть против их желания — подчиниться монахам и выполнять повинности.»

И их заставили. Да так, что вскоре многие из них к исмаилитам перебежали.

Вообще, если касаться судебного процесса, то обычно шло так:

Кто-то инициировал его различными способами: подача жалобы, петиции или иска, а также постановление судебного органа. Лицо, инициирующее процесс, должно было представить свои доводы и доказательства в письменной форме.

Затем шло судебное заседание, перед судьей или коллегией судей, в зависимости от сложности дела. Стороны имели право представить свои аргументы и доказательства, а также вызывать свидетелей и экспертов