подобных трансплантаций различны в разных политических и культурных доктринах: «западники» пытаются убедить власть и общество проводить быстрые и глубокие реформы посредством переноса западных моделей, «почвенники» призывают к осторожности, постепенной адаптации общества и отвергают реформы с применением «шоковой терапии».

Во время перестройки верх взяла часть интеллектуальной элиты, авторитетные представители которой называли себя «западниками». Это название было принято массовым сознанием. Но, строго говоря, под маской западничества скрывался евроцентризм – особая идеология Запада, возникшая вместе с капитализмом в недрах протестантского мироощущения. Это идеология, претендующая на универсализм и утверждающая, что все народы и все культуры проходят один и тот же путь и отличаются друг от друга лишь стадией развития. Евроцентризм, получивший поддержку от дарвинизма, широко распространился в XIX в. Когда общество находится на распутье и определяет путь своего развития, политики, проникнутые идеологией евроцентризма, утверждают, что ответ на этот вопрос есть, его открыла Европа. Их лозунг: «Следуй за Западом – это лучший из миров».

Арабский экономист и социолог Самир Амин в своей книге «Евроцентризм как идеология: критический анализ» отмечает: «Либеральная утопия и ее чудодейственный рецепт (рынок + демократия) – это всего лишь набор бледных штампов в рамках господствующих на Западе взглядов. Их успех в средствах массовой информации сам по себе не придает им никакой научной ценности, а говорит лишь о глубине кризиса западной мысли» [202, с. 13].

Евроцентризм как идеология нивелирования культурных различий опирался на механицизм Просвещения. Но эта картина мира ведет в тупик – сложные системы устойчивы только при достаточном разнообразии их элементов и связей. Глобализация капитализма с его «железной пятой» привела к современному кризису индустриальной цивилизации.

Еще до распространения системного подхода в нынешней версии К. Леви-Стросс писал: «Нет, не может быть мировой цивилизации в том абсолютном смысле, который часто придается этому выражению, поскольку цивилизация предполагает сосуществование культур, которые обнаруживают огромное разнообразие; можно даже сказать, что цивилизация и заключается в этом сосуществовании. Мировая цивилизация не могла бы быть ничем иным, кроме как коалицией, в мировом масштабе, культур, каждая из которых сохраняла бы свою оригинальность… Священная обязанность человечества – охранять себя от слепого партикуляризма, склонного приписывать статус человечества одной расе, культуре или обществу и никогда не забывать, что никакая часть человечества не обладает формулами, приложимыми к целому, и что человечество, погруженное в единый образ жизни, немыслимо» [200, с. 338].

Леви-Стросс даже считал возможным противоядием против униформизации человечества «возникновение в мире антагонистических политических и социальных режимов; можно представить себе, что диверсификация, обновленная каждый раз в новом разрезе, позволит через изменяющиеся формы, которые никогда не перестанут удивлять человека, неопределенное время поддерживать то состояние равновесия, от которого зависит биологическое и культурное выживание человечества» [200, с. 338].

В советском, а затем в российском обществе возник ценностный раскол, который приобрел и форму идеологического раскола. Это фундаментальный факт, необходимый для понимания происходящих процессов. Здесь для нас важно следствие этого факта – деформация методологического аппарата расходящихся частей общности обществоведов. Прослойка «умеренных», которая хоть как-то соединяла эти части, быстро тает. Когнитивные противоречия углубляются, а социальная структура сообщества становится все более асимметричной. Доминирующая сейчас элитарная группа, в общем, приняла дискурс евроцентризма. К ней примкнула большая часть конформистов, которые «надели маски» – время такое. Значительная часть «безмолвствует», размышляя и обсуждая общественные проблемы в предельно узком кругу друзей.

Сейчас на ход основных процессов в государстве и обществе России влияет доминирующая элитарная группа обществоведов. Поэтому актуально выявление тех методологических изъянов их дискурса, вызванных идеологическими установками евроцентризма. «Системообразующие» изъяны создают особенно большие издержки в образовании и разработке политических и управленческих решений.

Принципиальной ошибкой (или фальсификацией) в доктрине трансплантации в Россию западных институтов было представление этих институтов в их идеальном образе, игнорируя реальность их практики. Расхождение между презентацией государственной политики Запада в форме чистых моделей и реальностью политических практик – предпосылка серьезных кризисов. Типичное следствие таких расхождений – эрозия легитимности власти, особенно если оппозиция обладает интеллектуальными ресурсами и СМИ для дестабилизации. Самые тяжелые последствия возникают в государствах переходного типа, которые часто заимствуют у политологии «демократических правовых государств» модели, превращающие расхождение с реальностью в разрыв. Подобные разрывы «между мифом евроцентризма и реальностью» могут привести государство к фатальному исходу. Это надо учитывать политологам, но в их учебниках об этом не говорится.

Сейчас надо внимательно наблюдать и изучать драматический урок политического кризиса Украины, который вошел в открытую фазу в ноябре 2014 г., а уже в апреле 2015 г. перерос в гражданскую войну. Там исключительно быстро произошли деградация правового режима, обрушение легитимности законной власти, утрата государством своего суверенитета, возникновение неформальных институтов, отдающих приоритет (и во многом средства господства) радикальным антигосударственным националистическим организациям. Этот процесс был поддержан США и рядом государств ЕС, которые способствовали созданию на Украине режима «контролируемого хаоса» и лавинообразной системной деструкции как политической технологии.

Это наглядный пример деградации государственности и разрушения правопорядка, которым чреваты «институциональные революции». Они начались сразу после разрушения институтов советской системы – уже с 1989 г. При этом на Украине делались попытки создать респектабельное европейское государство с политическими и общественными институтами, соответствующими моделям, описанным в учебниках политологии. Поэтому кризис на Украине вызывает у граждан России глубокую тревогу не только за судьбу близких бывших соотечественников, но и вследствие осознания «близости масштабного хаоса».

Начнем с главного постулата канонической модели «современного государства», предложенной М. Вебером. Уникальный атрибут такого «правового и рационального» государства – «монополия легитимного физического насилия как средства господства». Этот постулат сыграл большую роль в подрыве легитимности СССР, а затем и государственности всей исторической России, а после 2000 г. и постсоветской России.

Американские политологи пишут о «естественных» государствах (которые являются нормой в современном мире), что в них «доступ к средствам насилия рассеян среди элиты». Говоря о другой категории государств, к которым они относят 25 «постиндустриальных» стран, они признают действующей формулу Вебера.

Однако и эти политологи, и российские разработчики программы имитации институтов США игнорируют реальность (или закрывают на нее глаза). Например, в США «суд Линча» полтора века был политическим институтом, параллельным формальному государственному судопроизводству. Он за это время приговорил к смерти больше людей, чем законный суд. Да он и остается важным институтом. Последняя казнь по приговору суда Линча состоялась в 1997 г. – уже в постиндустриальную эпоху. Поэтому в политологии входит в оборот понятие постдемократия, которое означает «попятное движение» к институтам «естественного» государства.

Более того, в 25 постиндустриальных странах наблюдается процесс архаизации, который иногда принимает бурный характер, как это было в Германии в 30-е гг. ХХ в. Тогда государство сделало попытку «в фантасмагорической