Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поль не знал, что каждая советская девушка придерживается известного Чеховского правила, что в человеке всё должно быть прекрасно: и душа, и тело, и так далее. Поэтому у нас всегда маникюр, педикюр, волосы – только на голове, а не подмышками или на ногах, каждый уголочек тела вымыт горячей и холодной водой так, что можно выставляться на конкурсе чистоты. Поэтому я уверенно предложила Полю мои углубления и впадины, зная, что там полный порядок. Но всё-таки надеясь, что он рассмеётся и превратит всё в шутку. Не тут-то было. Он с удовольствием погружается в мой маленький тайник и остаётся там на некоторое время.
– Поль, где ты? Как там?
– Малышка, там хорошо: тепло, уютно, вкусно пахнет. Как тебе это удаётся? Ты неземная? Извини, что я такой потный, может быть, ты не хочешь, чтобы я к тебе прикасался?
– Поль, как удивительно, но ты пахнешь укропом, и мне нравится твой запах, такой родной, напоминающий мне детство.
– Это, наверное, от мыла с травками, которое покупает моя домработница бретонка Альбина в монастырской лавке. Она считает, что, помывшись «святым мылом», я становлюсь почти ангелом. Без домработницы мне никак не обойтись, на ней всё: оплата счетов, глажка, уборка, ведь у меня нет времени, я часто пропадаю в командировках. Альбина покупает иногда и необходимую одежду, она знает все мои размеры.
– Я тоже хочу знать все твои размеры!
Он обнял меня синевой своих глаз и улыбнулся.
– А вот мы и подошли к зданию, которое я хотела тебе показать. Оно единственное в своём роде. Видишь, первый этаж был построен в классическом стиле начала двадцатого века, а потом мировые войны прервали строительство. Так что эта «недстрой-ка» прождала до 1967 года, когда за неё взялся знаменитый архитектор Поль Шеметов, сын русских эмигрантов, родившийся в Париже в 1928 году. Конечно же, ему было скучно проектировать «надстройку» в стиле прошедших времён, поэтому он соединил несоединимое – прошлое и будущее. И с тех пор Поль Шеметов до сегодняшнего дня проживает в этом оригинальном доме, который приёмная комиссия с большим скандалом принимала четыре года!
– Малышка, я оценил твою деликатную внимательность к моей персоне: ты мне представила знаменитостей, у которых имя совпадает с моим. Что-то ты сегодня такая хорошая, что ещё немножко – и косы начну тебе заплетать.
Поль заразительно рассмеялся. Он меня удивляет: то своей железностью, то своей детскостью. У него точно две души: душа ребёнка и душа борца.
– Mon bébé, встречаемся через час, и это ты выбираешь ресторан. Где мы будем обедать.
Дневное светило так жарко светило, что я рискнула надеть ярко-красное платье с открытой спиной и специально, для Поля, заплела косы. Но ему мой наряд явно не понравился.
– Малышка, у тебя красивая спинка, но выставляться под солнечный удар с твоей белой кожей… И вообще, красный цвет возбуждает.
– Аппетит?
– Всех мужчин.
– Мужчины же, не быки.
– Они хуже. Быков можно выдрессировать…
– Mon bébé, послушай, для тебя Париж – это симфония в камне, это музеи, это театры, это праздник! А для меня город – это люди. Мне тревожно оставлять тебя одну в этом нервозном и кастрированном Париже. Разве ты не чувствуешь запах страха Бодлера, Рильке, Верлена? Это город-каторга, где загнанные люди с мёртвыми душами отбывают свой срок. Не потеряй себя, детка! Париж воспринимается тобой через поэзию – это Сена, которая медленно течёт под мостом Мирабо. На самом деле это течёт беспредельное отчаяние одиноких людей. Запомни, что Париж всегда ускользает из рук и не принадлежит никому, а ты хочешь его покорить! Малышка, поверь мне, французы – это поверхностные мудрецы и любезные хамы. У меня сжимается сердце и кулаки, когда я представляю «не противницу» злу против зла. Защитит ли кто-либо тебя или люди равнодушно пройдут стороной. Ты знаешь, что жизнь мне доставляла не так много счастливых минут, поэтому я так ценю наши встречи. Обещай мне беречь себя и твою спинку!
Он вдруг остановился, увидев на тротуаре нищего, дал ему денег и ласково сказал:
– Дружок, купи себе хорошей еды и не сиди на солнце. Будь!
Я никогда ещё не слышала таких трогательных ноток в голосе железного Поля, я так расчувствовалась, что кинулась и прижалась к нему. Он ласково гладил мою обнажённую спину и, улыбаясь, шептал:
– Ну что, малышка, моя солнечная и горячая. Мы будем сегодня обедать или… «Красная шапочка», я тебя съем!
– Да, мы уже пришли. Этот самый старый ресторан Парижа был открыт в 1686 году сицилийцем Франческо Прокопио, который, недолго думая, сократив свою фамилию, назвал заведение «Procope».
– Звучит как-то по-русски, – заметил Поль.
– Этот ресторан населён призраками и воспоминаниями. Здесь надо иметь не только аппетит, но вкус к участию в спектакле прошлых веков. Видишь, Поль, на стене – декларация прав человека 1789 года и уникальные надписи на дверях туалета: «Гражданин» и «Гражданка».
– Малышка, меня больше удивляет, как здесь доктор Гильотин придумал практическое воплощение гуманизма – гильотину. Ты знаешь, что гильотинировали уже с 16 лет! Это же дети! И во время революции ежедневная норма – 70 человек!
– Поль, не надо о грустном. Мы уже убедились на горьком опыте, что не революция изменит мир, а эволюция. Смотри, на табличках имена, кто здесь побывал: Дантон, Робеспьер, Вольтер, Дидро, Бальзак, Гюго, Наполеон…
Официант любезно пригласил нас к столику на двоих у окна. Сегодня здесь царила атмосфера весёлой неги и простодушной доброты.
– Mon bébé, ты обратила внимание, что мы сидим за столиком Жорж Санд и Фредерика Шопена?
– Я не хочу быть Санд, она была на шесть лет старше Шопена. А А Фредерик такой болезненный, хрупкий юноша, совсем не похожий на тебя. Так что не судьба.
– Малышка, я не верю в судьбу, я верю только в себя.
– А я верю твоим синим глазам, они никогда не врут, и по ним я определяю шторм, буру в твоей душе или спокойствие и ласку.
– Ты удивишься, крошка, но они синие – только рядом с тобой, на работе они стальные, а в повседневной жизни – банально голубые.
«Чем это объяснить? Мне хотелось, чтобы он сказал – любовью!»
Гарсон принёс мой десерт под названием «Весёлая вдова», рецепт которого до сих пор держится в тайне. Естественно, Поль предпочитает есть мясо и овощи, презирая пузатеньких мужчин, называя их «пищевыми наркоманами». И когда я с наслаждением расправляюсь с весёленькими сладостями, Поль, улыбаясь, смотрит на меня,