обошлось малыми средствами.

– Какими? – заинтересовался Герретье.

– Понятия не имею… Каноник говорил, что «малыми», что бы это ни значило. Однако слушайте дальше, слушайте внимательно, дорогой брат! Когда святая вода попала на подсвечник, он зашипел, как змея, пузыри начали вздуваться на нем с невероятной быстротой, и вот уже он сам превратился в диавольского змия и пополз по полу! Но архиепископ не растерялся и пригвоздил его к полу своим посохом. После этого он свернулся кольцами и издох. Подсвечник.

– И как он выглядел в издохшем виде? – спросил Герретье.

– Как змея, обвивающая шест. Под листьями скрывалась змея! Впрочем, и сами листья тоже были не без греха: если в них долго всматриваться, то можно было увидеть непристойные картинки, в которые складывались их узоры. Это-то и смущало хористов и заставляло их переставлять слоги во время пения.

– Я вам так скажу, брат Сарториус, – произнес брат Герретье, – если человеку везде мерещится сами знаете что, он увидит это и в узорах, и в листьях. А если не мерещится – то не увидит. Змий же символизирует то, что прячется под листьями, но если человек не видит сами знаете что, то змий так и останется сокрытым и не причинит вреда.

– Однако только этот подсвечник и был нечестивым! – живо возразил Сарториус. – И история была о том, что нечестивые предметы, если они действительно таковы, под воздействием святой воды, а также молитв, могут являть свою сокровенную сущность и расточаться. И иногда бывали случаи, когда картины кричали и плакали, а если их протыкали освященным кинжалом, кровоточили и умирали, обвисая на кинжале.

– Все это весьма обнадеживает, – сказал брат Герретье.

– Поэтому картины мастера Босха определенно не нечестивы, – заключил Сарториус. – В противном случае мы бы об этом уже узнали.

– Нам осталось лишь выбрать на картине кого-то, кто мог бы нам помочь с нашим делом, – сказал Герретье. – Полагаю, это должен быть мужчина.

– Трудность заключается в том, что без одежды почти невозможно определить, кто из них ученый, а кто нет.

– А по выражению лица?

– Лица их ничего не выражают, кроме желания избавиться от страданий и несчастий.

– В таком случае попробуем положиться на удачу, – сказал брат Герретье. – Как, брат Сарториус, удалось вам очистить свои мысли?

Брат Сарториус сказал, что приступит к делу немедля, пока еще благодетельный холод воздействует на все его члены и сочленения, ибо в расслабляющем тепле он может снова начать думать не о том, о чем следует.

Поэтому, вооружившись книгой заклинаний, брат Сарториус направился в собор и там занял место перед картиной, на которой было еще много многообещающих персонажей.

3

– Так вот для чего вы льстили мне и навязывались в братья! – возмущался Гвейде. – Я так и знал, что нельзя доверять никому из простонародья! Все вы грязные предатели, завистники, жаждущие добраться до чужого богатства!

– Во-первых, сколько раз говорить, мы не из простонародья, – обиженно произнес Преториус. – Лично я был вождем моего племени в пустыне.

– Да, пока тебя не поймал Катон Утический, – язвительно парировал Гвейде. – Знаем мы твою историю. И после этого тебя стали звать Преториусом, а свое прежнее имя ты позабыл!

– Я его позабыл, потому что не хотел вспоминать, – сказал Преториус. – Это к делу не относится.

– Я тоже не такой уж простой, – проворчал Йоссе. – Я и с каноником из Бреды был на короткой ноге. Он позвал меня к себе в кабинет, где мы рассуждали об алхимии.

Гвейде пожал плечами и отвернулся от Йоссе с видом величайшего презрения.

– Брат Гвейде, – заговорил тут Марцеллин вкрадчивым тоном.

– Брат?! – Гвейде даже подпрыгнул. – Какой я тебе брат?

– Мы ведь договорились, что теперь составляем единое Братство Арифметиков, – напомнил Марцеллин.

– М-м, – сказал Гвейде. – Не исключено, что я передумал. Вы все чрезвычайно коварны.

– Нам нужно это яйцо, чтобы выбраться отсюда, – сказал Йоссе, не глядя на Гвейде. – В этом нет никакого коварства. У яйца отличная скорлупа. Очень твердая. Практически каменная. Если мы залезем внутрь, оставив отверстие для ног, и быстро побежим, то все эти быки, лошади и хищные звери не смогут причинить нам никакого вреда. Так мы пересечем заколдованный круг карусели и выскочим на волю.

– Не раньше, чем оно вылупится, – сказал Гвейде. – Это мое последнее слово.

– Ты сидишь на нем уже триста лет, – заметил Преториус. – И до сих пор ничего не вылупилось.

– А ты считал? Считал? – подпрыгнул от злости Гвейде. – Подсчитывал все эти годы?

– Может быть, и считал, – сказал Преториус. – Я, в отличие от благородных рыцарей, неплохо владею грамотой. Я умею писать латинские цифры!

– Боже, порази его громом, разрази его молнией, уничтожь его потопом, размажь его пепел по пепелищу! – простонал Гвейде. – Это немыслимо!

– Может, оно там внутри просто сдохло, – брякнул Йоссе.

– Мы даже не знаем, кто это, – быстро произнес Марцеллин, становясь между Йоссе и Гвейде. – Может быть, там великий дракон.

– Я предлагаю постучать и спросить, не хочет ли он наконец вылупиться, – предложил Йоссе.

– А если это дракон? – сказал Гвейде.

– Пока он маленький, совладать с ним нетрудно, – сказал Йоссе.

– Нет уж, – возразил Гвейде. – Какая пойдет обо мне слава, если я убью маленького дракона? Скажут, что убиваю младенцев. Хоть бы и не на земле, но должен прославить свое рыцарское имя. Поэтому я дождусь, пока дракон вырастет и станет опасен, и только тогда сражусь с ним.

– А если там птица?

– Птица тоже будет большая, судя по размеру яйца, и, следовательно, опасная. Но птицу можно удавить и сразу по вылуплении, здесь никакого позора не будет, – сказал Гвейде.

Йоссе тихонько постучал по скорлупе.

Ответа не последовало.

– Не смей его беспокоить! – возмутился Гвейде.

– Я вежливо.

– Я говорю – не смей!

– Но я же вежливо!

Тут Преториус подобрал палку, изловчился и со всей силы ударил по скорлупе. Он немного задел своим ударом и Гвейде, который с криком свалился в воду. Из воды протянулись две синие руки и обхватили Гвейде за шею.

Барахтаясь, Гвейде отбивался от любвеобильной русалки, а тем временем Преториус проделал в скорлупе дыру и запустил туда руку.

– Это может быть опасно, – разволновался Марцеллин. – Вдруг оно тебя укусит?

– Не укусит, – сказал Преториус и вытащил руку, испачканную чем-то темным. – Оно действительно сдохло.

– И что это было? – спросил Йоссе.

– Теперь мы этого уже не узнаем… Боюсь, Гвейде слишком рьяно высиживал свое яйцо и нагревал его чересчур сильно. Кстати, где Гвейде?

– Русалка утащила его на дно.

– Я его вызволю, – сказал Преториус. – Заодно искупаюсь. Скорлупу придется хорошенько отмывать изнутри. Марцеллин, наломай травы. Йоссе,