— Позвольте представиться, сын Николетты Адилье, ИванПавлович Подушкин. Лариса сегодня должна была играть в бридж у матушки всалоне. Мне велели встретить ее, просто заехать в наш двор невозможно, онзакрыт, без ключа не попасть. Я вышел к воротам и нашел ее в машине, безсознания. Естественно, мигом привез сюда.

Лицо Николая разгладилось.

— Спасибо. Куда мне идти?

— Доктор там, — показал я на кабинет.

Федотов исчез за дверью. Я не стал дожидаться еговозвращения и уехал.

На следующий день, около десяти утра, совершенно невыспавшись, я вновь прибыл в Криково. На этот раз буду умней и сначала заставлюНелю назвать имя отца Ксюши и Риты и только потом отдам ей водку.

Ворота дачи были распахнуты, и на улице возле подъездапримят грязный снег, здесь явно стояло несколько машин, причем, судя по размеруследов, это были грузовики. Удивленный, я обогнул дом и ахнул. Сторожки небыло. Вместо нее возвышался обгорелый остов.

В полном недоумении я вернулся к своим «Жигулям» и огляделсоседние дома. Все закрыты, заколочены, нигде никого. Пришлось ехать назад. Якатил медленно, оглядывая здания. Вдруг в одном блеснул лучик света.Обрадованный, я притормозил и позвонил в домофон.

— Кто там? — донеслось из динамика.

— Простите, не знаете, что случилось у Федотовых?Приехал в гости, а там пепелище.

— Пожар у них был, — крякнул домофон, —бомжиха в сторожку влезла, напилась да заснула с сигаретой, хорошо, я заметилаи пожарных вызвала.

— Сгорела, бедняга! — ужаснулся я.

— Вроде жива, — хрипело из железнойрешеточки, — в больницу свезли.

— Куда?

— Хрен ее знает, небось в Веденеево, тут рядом, двакилометра.

Домофон замолчал, хозяйка так и не открыла дверь, но я нестал на нее обижаться, а направился в Веденеево. В небольшой больничке страшносерьезный врач, лет пятидесяти на вид, сурово сообщил:

— Да, вчера привезли женщину из Криково.

— Как она?

— Была жива.

— А сейчас?

— Не знаю.

— Как это?

— Мы ее отправили в Склифосовского.

— Почему?

— Ожог составил шестьдесят процентов тела, мы не сумеемвыходить такую больную, поэтому перевели ее в Склиф, в ожоговый центр.

Чувствуя, что надежда узнать имя отца Риты тает, словнокусок сахара в горячем чае, я помчался в Склиф, нашел нужное отделение и врача,который подтвердил:

— Да, утром, около восьми, привезли неизвестную вкрайне тяжелом состоянии.

— Ее зовут Неля Малышева.

— Год рождения и адрес знаете? — обрадовалсядоктор.

— Год рождения приблизительно… — назвал я. —Пишите и адрес.

— Можете сообщить родственникам?

— Похоже, она живет одна.

— Жаль, — приуныл врач, потом в его глазахпоявился хитрый блеск. — Вы гепатитом болели?

— Нет, — удивился я, — а что?

— Сдайте кровь, у нас не хватает, помогите больным.

— Ладно, — согласился я, — но только в обменна просьбу.

— Какую?

— Узнайте о состоянии здоровья Ларисы Федотовой,поступила сюда вчера с инсультом.

— Не вопрос, — обрадовался доктор.

Через полчаса я имел полную информацию. Лариса помещена вотделение интенсивной терапии, речь к ней не вернулась, и совершеннонеизвестно, вернется ли вообще. Более того, никто не может дать гарантии, чтоона останется жива.

С Нелей Малышевой поговорить тоже нельзя, она еще долго несможет общаться с людьми, если вообще выживет.

Я сел в «Жигули» и расстроился. Находился в двух шагах отразгадки, и все, конец. Надо же случиться такому, может, вообще бросить этодело? В конце концов, кому какое дело, кто убил Риту… или Раю… Так кто попалпод машину, Рита? Рая? И где оставшаяся в живых? Или погибли обе? Почему? Если девочекхотели просто поменять, зачем убивать обеих? Ну уж нет! Я стукнул кулаком порулю. Вот что, разлюбезный Иван Павлович, вновь раскиселился, растекся лужей.Нечего ныть, работай. Внезапно в голове пронеслось: «Никогда не сдавайся».После неудачного покушения на ее жизнь, Нора повесила в спальне плакат:«Никогда не сдавайся».

— Только начну впадать в тоску, — объяснилаона, — гляну на лозунг, и все, опять готова к жизненным битвам.

Я посидел в машине, а потом отправился в Воропаево. Железныйпетух-флюгер на калитке! Будем надеяться, что он еще вертится там с жуткимскрипом.

Нынешняя зима намела горы снега. Даже в Москве высятсямногометровые сугробы, а за городом вообще не проехать. На шоссе еще кое-какможно было пробраться, но, когда я повернул возле указателя «Воропаево»,несчастный «жигуленок» мигом забуксовал. Пришлось вылезать и оглядыватьокрестности. Перед глазами расстилалось девственно-чистое поле, огромныйквадрат земли, покрытый снегом, никакого поселка не наблюдалось и в помине.Чуть впереди, если ехать по шоссе, виднелось недостроенное кирпичное здание.Больше никаких признаков жизни, вокруг только деревья.

Я еще раз посмотрел на указатель «Воропаево», потом полез ватлас: может, в области два места с таким названием? Но нет, вот оно, Воропаево,шестьдесят первый километр, да и Веня Глаголев, возивший сюда в тот трагическийдень Олю Родионову, говорил, что поселок расположен примерно на шестидесятомкилометре. Наверное, он лежит вон за тем лесом, только как пробраться туда поцелине?

Кое-как освободившись из снежного плена, я вырулил на шоссеи доехал до стройки. Похоже, что тут никого нет. Но неожиданно глаз упал набытовку, и я увидел тоненькую струйку дыма, вьющуюся из трубы. Обрадовавшись, япостучал в вагончик. Высунулся здоровенный красномордый мужик и хриплым голосомосведомился:

— Ищете кого?

— Простите, как проехать в Воропаево?

— Куда?

— В Воропаево.

— Это где же такое?

— Похоже, рядом, там указатель на шоссе.

— Погодите, — велел строитель, — я неместный, ща спрошу у Толика, он тутошний. Эй, Толян, поди сюда.

Появился парень, тоже с обветренным лицом.

— Ну?