Наши тоже решили не отставать, и целый месяц Николеттастарательно путала петли, пытаясь связать для меня шарф. Но потом, слава богу,дурацкое занятие ей надоело, и матушка забросила работу. Больше она никогда неприкасалась к спицам. На память о ее короткой карьере вязальщицы остался кусокнедоделанного шарфа самого мерзкого вида. Так вот, предлагаемый мне сейчассвитер был родным братом того убогого кашне.

Но чтобы проникнуть на дискотеку, нужно на время забыть охорошем вкусе, поэтому я пошел к примерочной кабинке, прихватив всепредложенные шмотки.

— Эй, мужчина, — крикнула продавщица, —возьмите гриндерсы!

— Обувь потом, — ответил я.

Девушка засмеялась:

— Нет, гриндерсы обязательно.

— Почему?

— У них очень высокая подметка, брюки короткими окажутся,если купите штаны под обычные ботинки.

Я прихватил пару каменно тяжелых бутс и задернул занавеску.

Через десять минут в зеркале отразился довольно молодоймужчина, одетый самым идиотским образом.

Куртка едва доходила до талии, и носить ее предстоялорасстегнутой, потому что, закрыв «молнию», я с трудом мог дышать и двигаться.Свитер же оказался излишне длинным. Он спускался на бедра, выглядывая из-подверхней одежды. Наша Тася, служившая в детстве няней, иногда приговаривала:

— Эй, Ваняшенька, ну-ка, заправь, голубчик, рубашечку вбрючки, а то надел кофточку, а про нижнюю одежду-то позабыл. Торчит из-подпятницы суббота.

И вот теперь я вновь оказался в том виде, который нашадомработница называла «из-под пятницы суббота». Брюки тоже были излишне длинными,они спускались «гармошкой» на ботинки. Впрочем, назвать ботинками сооружения,куда пришлось впихнуть ноги, можно было лишь с большой натяжкой. Я никогда вжизни не носил подобную обувь: грубую, вульгарную, на огромной платформе, сутрированно квадратными носами. Больше всего я напоминал сейчас себе одинперсонаж из дурацкой рекламы жевательной резинки. Помните этот ролик ну, когдадевушка, пытаясь запарковаться, сбивает мотоцикл и видит, что к ней оттелефонной будки направляется звероподобного вида рокер? Дама засовывает в ротжвачку, ослепительно улыбается, и горилла, затянутая в кожу, удаляется, забывустроить скандал. Только не подумайте, что я походил на элегантную даму,отнюдь, я был вылитым рокером. Жутким существом, от которого еще вчера сам бы шарахнулсяв сторону на пустынной улице.

Приоткрыв занавеску, я крикнул:

— Люси, посмотрите, пожалуйста!

Девушка, обсуждая что-то оживленно с продавщицами,повернулась, подошла к примерочной и уставилась на меня. В ее лице ничто недрогнуло, но в глазах запрыгали бесенята.

— По-моему, замечательно, — констатировала она.

— Кажется, свитер длинноват, — пробормоталя, — и брюки не того…

— Что вы, мужчина, — хором сказалипродавщицы, — так носят, самый накат, если короче штаны натянуть, отстойполучится.

Я вспомнил, как где-то в конце семидесятых упрашивалНиколетту купить мне брюки с многосантиметровым клешем, и ничего не сказал.Мода дело хитрое, придется поверить торговкам, они в этом вопросе разбираютсялучше меня.

Внезапно в сердце вновь вползла грусть. А в чем я хорошоразбираюсь? В поэзии Серебряного века? Живу, словно в консервной банке,существую в замкнутом мирке, хожу, как старая кляча по одному кругу. Хотя, еслипризнаться честно, я сильно изменился за последнее время и, как ни странно,стал выглядеть моложе. Во всяком случае, сейчас из зеркала на меня смотрелпарень, правда, отвратительно принаряженный, но по виду никак не сорокалетний.Максимум, что можно дать молодцу, тридцатник. Может, явиться в таком виде кНиколетте на файф-о-клок и заверить всех, что теперь так положено наряжаться ввысшем свете, ну… в Испании, например? А что? Неплохая идея. Милые дамы будутизумительно смотреться в косухах.

— Замечательно, — повторила Люси, — толькочего-то не хватает.

— Во, — сказала одна продавщица, — оденьте.

Я посмотрел на крохотную сережку и ответил:

— Но у меня уши не проколоты.

— Так это клипса, — сообщила она и ловкозащелкнула ее на моей мочке.

— Да, — удовлетворительно протянула Люси, —вот теперь великолепно.

— Суперски, — взвизгнула продавщица, — стаким фрэндом я бы хоть куда пошла, такой модный, такой прикинутый, ну словнет. Девки бы попадали от зависти, все при нем, косуха, гриндерсы, ну кентово,лососевый парень!

— Хорошо, — кивнула Люси, — теперь я.

Она ушла в кабинку, и девчонки стали охапками таскать тудавешалки со шмотками. Процесс грозил затянуться. Я уселся на стульчик возлеобувного отдела.

— Слышь, фрэнд, — раздалось над головой.

Я повернулся. Юноша лет пятнадцати спросил:

— Посмолить не дашь? Без капусты остался.

— Что?

— Ну закурить дай.

Я вытащил «Мальборо».

— Угощайтесь.

— Парочку стрельну?

— Конечно.

— Ну ты центровой, — вздохнул парень, — прямнабитый икрой.

Он вытащил две сигареты и начал бродить по магазину. Паруминут я следил за ним, одетым в старенькую, добела вытертую куртку. Честноговоря, я не слишком понял сказанную им напоследок фразу. Юноша поругал меняили похвалил? Радует лишь одно, он принял меня за своего, вот она, великая силаодежды. Впрочем, сия мудрость была известна издавна, вспомним хотя бы русскиепословицы и поговорки: «одень пенек, станет как майский денек»; «по одежкевстречают, а по уму провожают», нет, последнее явно не то. В наше время васприветствуют и провожают, принимая за точку отсчета исключительно внешний вид.

— Ванечка, — крикнула Люси, — ну как?

Я поднял глаза и поперхнулся. Из кабины выглянуло нечто,одетое в синюю мини-юбочку и обтягивающий короткий свитерок того же цвета. Носамое интересное, что наряд безголовой, отвязной тинейджерки шел моей спутницечрезвычайно.