Он обнюхал ее, бережно схватил зубами и отнес на солнечное место. Там шлепнулся на траву и, вздохнув от счастья, стал ее грызть.

– Шанс!

Из дверей отеля выскочила Габби и побежала к собаке. Мишель хотела ее остановить; она не знала, как еще недавно голодавший пес отнесется к приближению девочки. Вдруг решит, что она хочет забрать у него кость?

– Габби, стой!

Но было уже поздно. Десятилетняя девчонка бросилась на пса. Шанс выпустил кость и, казалось, напрягся. Габби обхватила его руками, и они покатились по траве. Шанс вилял хвостом.

Мишель вздохнула с облегчением и даже опустилась на траву.

– Я слишком стара для таких стрессов, – пробормотала она, глядя, как девочка играет с собакой. Потом Шанс принялся снова грызть кость, а Габби прислонилась к нему и стала читать книжку.

Мишель говорила себе, что пора браться за работу, но не могла пошевелиться. Сидеть на солнышке было так хорошо. Через несколько минут на нее упала чья-то тень. Мишель открыла глаза и увидела стоявшую рядом Полин.

– Вы выглядите спокойнее, – сказала психотерапевт. – И лучше.

– Спасибо.

Полин села возле нее на траву.

– Хотите рассказать мне об этом?

– У вас когда-нибудь бывают выходные?

– Трудовой азарт, – усмехнулась Полин. – Вообще-то вы можете послать меня куда подальше.

– Я бы, пожалуй, даже назвала конкретное место.

– Вот почему вы мне нравитесь. – Полин расхохоталась. – Теперь расскажите опытному психотерапевту, что происходит.

Мишель устроилась поудобнее и вытянула перед собой ноги.

– Я не пью. Я посещаю каждый день занятия. Для ветеранов, не для АА[14].

– Что ж, как вам удобно.

– У меня все еще проблемы со сном, но уже не такие. – Она показала на Шанса. – Он тоже помогает.

– Не сомневаюсь. – Полин пристально посмотрела на нее. – И что еще?

– В город вернулся мой отец. Я не видела его с семнадцати лет. – Она кратко пересказала мыльную оперу, в которую тогда превратилась ее жизнь. – Он оправдывался, но не называл реальные причины своего поступка.

– Когда люди руководствуются исключительно эгоистичными мотивами, им трудно в этом признаться. Сказать правду о чем-то подобном – значит увидеть себя в другом ракурсе, менее привлекательном. Вот они и выдумывают истории. Мы все так делаем. Рассказываем истории, чтобы объяснить необъяснимое. Справиться с ситуацией. Иногда они даже помогают нам выжить, пережить то, что иначе могло бы нас раздавить.

Мишель сорвала несколько травинок.

– Это как когда Карли считала меня виноватой в том, что ее мать сбежала, бросив ее на попечение алкоголика-отца?

– Что-то в таком духе. Конечно.

– И когда я ненавидела Карли за то, что она оставалась здесь, пока я служила в армии, хотя и пошла туда добровольно?

Полин кивнула.

Мишель сидела молча несколько минут, обдумывая эту информацию, и наблюдала, как пес грызет кость, а девочка развалилась рядом с ним как в кресле.

Каких бы Карли ни наделала ошибок, с Габби у нее было все хорошо. Мишель сомневалась, хватило бы у нее самой сил и решимости одной, без поддержки вырастить ребенка. Она и с собакой-то еле справлялась.

– Я не хочу, чтобы он вернулся в мою жизнь, – пробормотала она. – Хочу, чтобы он уехал. Это плохо?

Полин коснулась ее руки.

– Мысль о том, что мы должны беззаветно любить родителей, какие бы неприятности они нам ни причиняли, – полная фигня. – Она усмехнулась. – Скажем так.

– Вы ругаетесь. Молодец.

– Вы не моя пациентка. Я могу быть собой.

– Кажется, теперь вы мне больше нравитесь.

– Я рада. – Она снова стала серьезной. – Сейчас вам меньше всего нужно, чтобы из-за приезда отца открылись старые раны. Я согласна с вами. Продержитесь этот визит, а потом уже разберетесь с собой.

– Это ничего?

– Вы спрашиваете у меня позволения или хотите знать, здоровое ли это решение?

– И то и другое.

– Действуйте. – Полин встала и отряхнула джинсы. – Сегодня у нас занятия. Мы с Сетом решили: если люди готовы пожертвовать праздником ради укрепления брака, значит, у них серьезные намерения.

– Удачи.

– Спасибо.

* * *

К одиннадцати утра почти все гости разошлись на праздничные мероприятия. Мишель чувствовала себя неплохо и добавила к своему перечню дел еще и уборку двух комнат. Закончив, она спустилась вниз. Карли работала за стойкой регистрации. Шанс пристроился возле нее.

– Как дела? – спросила Мишель.

– Нормально. – Карли пожала плечами. – Они сегодня начали раньше обычного.

Мишель посмотрела туда, куда она показывала, и увидела, как на лужайке проходящие терапию пары поочередно завязывают друг другу глаза. «Упражнение на доверие», – подумала она.

– Где Габби?

– Она уже на берегу с подружками.

– Не хочешь присоединиться к ней?

– Нет. Я могу поработать подольше. – Карли поморщилась. – Они пойдут с нами.

– Родители?

– Да. Раньше я как-то не замечала, но моя мать ужасно походит на Бренду. Во всем. Вчера вечером она заглянула к нам, и я спросила, почему она сбежала из семьи. Она тут же стала уводить наш разговор в сторону, а когда я продолжала настаивать, сказала, что это и со мной связано. Намекнула, что из-за меня она сбежала с мужчиной, женатым на ее якобы лучшей подруге.

Мишель удивленно вытаращила глаза:

– Не может быть!

– Там были и другие вещи. Но мне плевать.

Мишель понимала, что Карли говорила неправду.

– Тебе совсем не плевать.

– Да, потому что я дура. Я хочу… – Карли покачала головой. – Знаешь что? Я не хочу с ней общаться. Я хочу, чтобы у моей дочери были хорошие отношения с бабушкой, но не хочу часто видеться с матерью. Я не люблю ее. Это ужасно?

– Нет. Это нормально. Куда делись старые добрые извинения? Им только и надо сказать: «Эй, простите нас. Мы были эгоистичными хорьками и сожалеем об этом». Но для них это слишком тяжело.

Карли кивнула.

– Они скоро уедут, – напомнила ей Мишель. – Пусть это тебя успокоит.

– Что? Без надежды на то, что мы восстановим отношения?

– Не всякий конец бывает благополучным. Я трезвая. Ты отличная мать. Это уже достаточно много.

У Карли перехватило дух, а на глазах показались слезы.

– Что? – резко спросила Мишель. Она не считала, что сказала какую-то неправильную вещь.