– Какие масштабы?!

– Масштабы жизни Матвея Веселова. Наш с тобой масштаб размером с автобусную остановку, – кивает она в сторону. – А его – размером с это здание. Понимаешь?

– И что? Это значит, что он может вести себя так, как хочет? – злюсь я. – Пропадать, изменять?

– Нет, – спокойно отвечает подруга. – Это значит, что ты должна стать такой же, как он. Не бросай его сгоряча, помня о том, кто он, но при этом пытайся стать такой же. Матвей Веселов может стать твоим счастливым билетом.

– В ад, – мрачно говорю я, и мы идем к метро.

Мне кажется, что спину пронзает взгляд. Снова.

* * *

Матвей видит Ангелину случайно, когда выходит из лифта. Она стоит со своей подружкой около стойки администратора на первом этаже. Он наблюдает за ней издали, но не подходит – не может себя пересилить, хотя понимает, как его тянет к ней. Он все еще не в силах прийти в себя после слов Габриэля.

Раздвоение личности? Раньше ему казалось, что такое может быть только в фильмах и книгах. Что в реальной жизни никакого раздвоения личности нет. Однако оказалось, что есть.

За эти дни он изучил об этом все, что мог найти в интернете. Даже консультировался с психиатром, лечащим его мать, который терпеливо объяснял ему, что диссоциативное расстройство идентичности – это не шизофрения, а редкое психическое расстройство, при котором личность человека разделяется на две или больше; что каждая личность может иметь свой пол, возраст, национальность, мировоззрение, темперамент и даже IQ. Причинами служат серьезные эмоциональные травмы. Контроль над человеком личности захватывают попеременно, при этом одна из них может быть доминирующей; так называемая базовая, носящая фамилию и имя человека, также остается внутри. При этом активная личность не может вспомнить то, что делала предыдущая.

Ангелина не помнит того, что делала Роза. Ангелина не помнит, что Роза убила его брата. Но Роза часть Ангелины. Матвею кажется, что он сошел с ума.

– Это можно вылечить? – спрашивает он у доктора.

Точно так же когда-то он спрашивал его, можно ли вылечить мать.

– Сначала нужно убедиться, что это истинное диссоциативное расстройство идентичности, – задумчиво говорит доктор, сидящий напротив Матвея. Потому что в большинстве случаев характер расстройства надуманный или ятрогенный – в последние десятилетия эта тема в массовой культуре освещается достаточно широко, в том числе и некоторыми моими коллегами. Начиная с восьмидесятых годов происходит просто бум этого расстройства. Был памятный случай – доктор Беннет Браун, основавший международное общество по изучению диссоциации, лишился своей лицензии по обвинению в использовании гипноза и наркотических средств. На него подали в суд сразу шесть или семь бывших пациентов, среди которых была женщина, утверждавшая, что доктор буквально имплантировал ей мысли, что она состояла в сатанинском культе и была каннибалом, как и ее родители. Кроме того, доктор госпитализировал и ее маленьких детей – они также подвергались лечению с помощью восстановленных воспоминаний и получали психотропные препараты. В итоге спустя несколько лет эта пациентка и ее дети получили больше десяти миллионов долларов. Дело получило широкую огласку. Поэтому к данному психическому феномену нужно подходить крайне осторожно.

– А если оно истинное? – спрашивает Матвей, который больше не хочет верить в то, что Ангелина убила его брата. – Тогда можно вылечить?

– Все зависит от конкретного случая. Медикаментозное лечение почти не имеет эффекта, нужна психотерапия. Стационар.

– Как часто вторая личность может появляться или, напротив, как долго может не появляться? – продолжает Матвей.

– Думаю, это слишком индивидуально, – терпеливо отвечает доктор. – Не могу ответить вам однозначно, чтобы не ввести в заблуждение.

– А если появление одной или нескольких личностей провоцирует какая-то психологическая травма, то может ли другая психологическая травма привести к тому, что эти личности пропадут? – продолжает Матвей.

Доктор странно на него смотрит.

– Более вероятно, что новая травма может спровоцировать появление новых личностей. С течением времени личностей в человеке становится все больше. Но еще раз – не все случаи правдивы. Повторюсь, это все же феномен, а не рядовое расстройство. И да, Матвей Михайлович, это не моя спецификация, но, если нужно, я найду вам хорошего специалиста.

Матвей только кивает и уходит, думая: «А вдруг в той, которая носит имя Ангелины Ланской, личностей три или больше?» Матвей не знает, что делать. Все это время, пока они не видятся с Ангелиной, он думает, действительно ли у нее раздвоение личности или же под этим кроется что-то другое. И не может прийти к какому-либо ответу.

Если никакого раздвоения нет, то, получается, Ангелина – талантливейшая актриса, которая обманула не только его, но и Габриэля, настоящего знатока человеческих душ. Но как она может так правдиво играть хорошую девочку с тонкой ранимой душой? Если у нее раздвоение, то Роза, видимо, пропала – она ни разу не появлялась при Матвее, да и по камерам он никогда не видел, чтобы Ангелина у себя дома вдруг становилась какой-то другой. Но может ли она появиться вновь?

Матвей не знает, что делать. Пока он перестает общаться с Ангелиной – ему нужно побыть одному, хоть он и понимает, что поступает отвратительно. А еще он дико по ней скучает. И должен сделать то, на что скоро будут делать ставки даймоны.

Видя Ангелину вместе с ее подругой, Матвей с трудом останавливает себя, чтобы не подбежать к ней, не обнять и не закружить в воздухе. Ему вспоминаются ее чуть влажные покусанные губы, подернутые акварельной персиковой дымкой, тонкие пальцы, которые он согревал дыханием, прохладный аромат ванильного мороженого – так пахнут звезды перед рассветом, не иначе. Она и звезды.

«Она убила твоего брата», – жестко говорит он себе. И это его останавливает.

В ночь, когда умер Андрей, звезд не было – ни одной. Только дождь и пронизывающий до костей ветер.

Матвей возвращается в свой кабинет на самом последнем этаже бизнес-центра класса А и делает звонок. Ему снова нужна помощь специалистов.

Матвей объявляется этим утром. Когда я открываю дверь квартиры, чтобы пойти на учебу, то вижу перед собой букет цветов, и мое сердце знакомо замирает.

Поклонник. Я беру тяжелый букет стеклянными, невесомыми пальцами и вдыхаю чудесный цветочный аромат. Так пахнет пыльца фей, не иначе. Мой Поклонник. Раньше в каждом букете был только один вид цветов. Сейчас это сборник. Здесь и бархатные персиковые розы, и фиолетово-розовые ирисы, и кустовые белоснежные нарциссы, и нежно-карминовые лизиантусы – за это время я стала гораздо лучше разбираться в цветах.

– Что такое? – появляется в прихожей мама. Цветы? Красота какая! Матвей прислал?

– Не знаю. – Я отдаю тяжелый букет маме. Поставь, пожалуйста, в воду.