— Нет, — отказалась я. — Да и тебе несоветую. Что случилось, Илья?

— А то ты не знаешь. — Он повертел головой,пытаясь найти стакан, но, не найдя оного, хлебнул прямо из горлышка. — Иливсе-таки не знаешь?

— Откуда? — усмехнулась я. — Только ведьпришла. Даже сообразить ничего толком не успела, как Семен мне новость выложил.

— Про Ирочку, что ли? — Главныйухмыльнулся. — Ну это он зря губенки раскатал, она ему еще покажеткузькину мать. А про меня ничего не говорил?

— Нет, — я покачала головой. — Он про себяраспинался, потом ушел. Я села, никак в себя прийти не могла. Да что случилось?

— Лилька ушла, — вздохнул Пошехонцев и сновапотянулся к графину.

— Подожди, Илья. — Я попробовала еюостановить. — Как ушла? Куда?

— В редакцию Муромова. Знаешь такого? — Пошехонцевприложился к графину еще раз. — В «Криминальный Петербург».

— Ты шутишь, Илья, — я совсем обалдела отсвалившихся на меня новостей. — Да что ей там делать-то? Ну, я понимаю,если бы туда ушла Ирочка, или Яша Лембаум, или даже Гера… Но что там делатьЛильке, скажи на милость?

— Я тоже так сначала думал. А они, оказывается, открылиу себя новую рубрику, специально для Лильки. Скандалы с криминальным оттенкомиз жизни наших звезд.

— Нет, Илья, — я засмеялась, настолько всеказалось диким, — подожди. У Муромова серьезное издание, в отличие от нас,не обижайся. Там Лилькина лабуда никак не пройдет. Что-то здесь не так.

— Да все так, Леда, все так, дорогая ты моя. — Пошехонцеврешил отведать еще своей настойки, но передумал. — У них ведь фуфло непроходит, сама знаешь. Поэтому они выискивают разные документики, связанные справонарушениями наших гребаных звезд. Разные протокольчики, заявления,показания, отпечатки пальчиков. Но чтобы были реальные документы. Врубаешьсянаконец?

— Хорошо, Илья, — я кивнула. — Только многоли удастся такого материала достать?

— Как ни странно, много. Звезды у нас тоже не безгреха, особенно молодые. Некоторым даже посидеть удалось, не удивляйся. А вотпотом их уже добрые дяди и тети подобрали, обогрели, отмыли и выставили напотребу публике. Вот так и бывает. А Лилька как раз этой рубрикой и заправляет.

— Ничего себе, — только и смогла вымолвитья. — Только все равно мне это сомнительным представляется. Ладно,документы, это хорошо, но ведь публика-то может не поверить. И посчитает, чтоэто все обычная газетная утка. Интересно, зачем Муромову так подставляться?

— Не боись, — Пошехонцев снисходительно махнулрукой. — Он калач тертый, зря не подставится. Газетка солидная, кто неповерит, а кто и поверит. А кто-нибудь и фактики захочет проверить. Разпроверит, два проверит, все сходится… Нет, Муромов — мужик с головой, он знает,что делать.

— Значит, Лилька ушла… А как ваши личные отношения?

— Так же. — Он насупился. — Сказала, чтопоищет себе кого-нибудь другого. И на порог меня даже не пускает.

— Все может измениться, Илья, — посочувствовалая. — Лилька отходчива. Глядишь, еще все переменится.

— Надеюсь. Поживем — увидим. А ведь у меня к тебе,милая, разговор есть. Ладно, не напрягайся. Личное — это потом, а сейчас толькоработа. Тебе ведь пришлось статьи о моде делать. Так? А ты совсем не в восторгебыла. Ладно, не перебивай, сам все знаю. Тут вот какое дело… Ты все этистатейки допишешь, а интервью никакого брать не надо. Возьмешь откуда-нибудьуже готовое, подредактируешь малость — и все. Но затем сделаешь пару статеек онегативных явлениях в модельном бизнесе. Поняла меня? Вижу, что не поняла. Этистатейки можешь выпустить под каким-нибудь псевдонимом, что угодно придумывай,нам не привыкать. И никто никогда не сможет докопаться. Сделаешь?

— А мне казалось, что все сюрпризы на сегоднязакончились, — я смотрела на главного. — Сначала с ножом к горлу,вынь да положь статьи хвалебные, а теперь, значит, все наоборот? Или ветерпеременился?

— Я так и знал, — главный с размаху хлопнулладонью по столу. — Вот и имей с вами, бабами, после этого дело. Ну не могя, не мог, понимаешь, ничего тебе объяснить. Считай, что действительно ветерпоменялся. Вернее, не ветер, а заказчик. Если тебя это устроит, то могупояснить: первый хотел, чтобы мы, вернее, ты представила Диану ангелом воплоти, а теперь… А теперь он уже ничего не хочет, по крайней мере, в этом мире.Ладно, Леда, для нас ведь не так важно, кому подчиняться? Теперь кое-комудругому нужно, чтобы ты эту модель в дерьме закопала, ясно?

— Неясно. Но ведь, собственно, это ничего не меняет.

— Правильно! Умница! — Пошехонцев перестал бегатьпо кабинету, наталкиваясь на вещи. — Это ничего не меняет! Поэтому сдавайсвой материал, какой у тебя есть, а потом начинай заниматься совсемпротивоположным. И чем непригляднее она будет, тем лучше.

— А читателю как, интересно, все это объясним? Знаешь,что-то меня не устраивает петрушка с чужим именем.

— Ну что ты как маленькая! — опять взвилсяПошехонцев. — Ну раз не устраивает, пиши под своим! Пиши, что судовольствием окунулась в этот мир, все тебе казалось таким интересным, нопотом вдруг открылись такие факты, что ты была шокирована и не можешь удержатьсяот того, чтобы не поделиться ими с читателем, который такой умный, что всенасквозь видит и все понимает. Неужели, девочка моя, мне тебя прописным истинамнадо учить? Прикинься жертвой, мол, меня саму обманули, поставили передзолоченым фасадом, но стоило зайти сзади… — выгребная яма во всей еенеприглядности. Давай, Леда, не придуривайся. Я знаю, что ты все сделаешь какнадо и в лучшем виде. Договорились?

— Хорошо, Илья Геннадьевич. — Я встала. —Попробую сделать то, что вы просите. Хотя лучше было бы предупредить меня ссамого начала.

— Дураку теперь и то понятно, что так было былучше, — Илюша помотал головой, — но дело сделано, не поправишь. Нотеперь мы все выяснили, так что действуй.

— Ладно, — я кивнула, — постараюсь.

— Вот и хорошо. — Пошехонцев засуетился,выпроваживая меня из кабинета. — Как будет материал подобран, ну этот…самый… давай ко мне. А с остальным ты и так справишься. Все, давай, дорогуша.

И он буквально вытолкал меня из кабинета. За спиной щелкнулзамок. Интересно, с каких это пор наш главный стал запираться? Нет, надо все жепочаще появляться на работе, а то так и буду оставаться в стороне от разныхсобытий. Я прошла к своему столу, села и задумалась. Что меня сейчас волнуетбольше всего? Ну уж никак не смена курса нашего главного в отношении модели. Анасчет чернухи, так это всегда пожалуйста, нужно будет только дома отыскатьстатейки, которые мои сотрудники однажды обнаружили. Из них вполне можносостряпать нужную. Но это совершенно не главное, это можно отложить и на потом.А сейчас, то есть сегодня, необходимо навестить Карчинского. И хочет он или нехочет, а ему придется меня выслушать.