— Я полагаю, — спокойный тон давался мне с большимтрудом, — что под давлением банкира Ивлева, который был вашим любовником,выставку Карчинского закрыли.

— Правильно полагаете, — засмеялась модель. —Только это еще не все. Я не выношу, когда что-то происходит не по-моему. Этодоводит меня до бешенства. Если я хочу что-то получить, то я все равно получуэто. Любым способом, заметьте.

— Как это понимать — «любым»?

— А вот так и понимайте. — Она сновасмеялась. — Художник думал, что он один такой умный. Прикинулся беднойовечкой, выставку закрыли, вазу украли… Бедный и несчастный, впору доставатьносовые платки и пускать по кругу шляпу для сбора пожертвований.

— Вы полагаете, что вазу не украли?

— Что я полагаю, вас совершенно не касается. —Голос модели стал насмешливым. — Но ваза могла находиться где угодно, атеперь она находится у меня.

— Как у вас? — теперь я растерялась.

— А вот так. Не знаю, художник ли это хотел загладитьсвою вину, или у меня появился тайный обожатель, но вазу я получила. И теперьона здесь, сейчас прямо передо мной. Она моя, и я могу делать с ней все, чтоугодно. Поставить на стол, чтобы любоваться ею каждый день, или убрать в шкаф,чтобы она пылилась там среди ненужных вещей, разбить, наконец, если она мненадоест. Вот так и получается, что одни всю жизнь мучаются, терзаются вбесплодных усилиях, а другие получают все, что только пожелают. Это и естьсамое главное в жизни — иметь все, что тебе захочется.

— А вы не боитесь, Диана, что я сообщу художнику опропаже? Ведь он действительно волнуется из-за того, что вазу украли. У негоиз-за этого крупные неприятности.

— А мне совершенно плевать на неприятностидругих, — сказала Диана. — Меня это не касается. Только ведь вы,Леда, ничего ему не скажете. И даже не думайте мне возражать.

Я привыкла получать все, что захочу, и не собираюсь никомуотдавать то, что мне принадлежит. Я лучше разобью эту вазу, но к художнику онане вернется. Вы поняли? А если захотите полюбоваться ею, то приезжайте ко мне вгости.

— Боюсь, что не смогу принять ваше предложение.

— Напрасно. — Она засмеялась. — У менябольшая и удобная постель, в ней хватит места для двоих. Мы могли бы поделитьсясекретами, а заодно и поближе узнать друг друга.

— Вы не в моем вкусе, — ответила я и повесилатрубку.

Интересно, что эта маленькая дрянь себе воображает? А ведьИрочка Кривцова меня предупреждала. Если модель не может очаровать человека, тостарается вывести его из себя. Именно это она сейчас с успехомпродемонстрировала. Но ваза…

Ваза мэбен. Солгала она про нее или нет? Остается толькогадать. Я могла бы сказать Карчинскому, что ваза не пропала и находится уДианы. Но вдруг это только ее шутка? Она, скажем, хотела меня разыграть илипозлить. А художнику можно намекнуть о местонахождении вазы. Позвонить, но не называтьсебя. И даже голос постараться изменить. Сказать и сразу повесить трубку. Нет,наверное, это все-таки розыгрыш. Не может это быть правдой.

Ну откуда, скажите на милость, взялся тайный поклонник,который знает о том, что модели очень понравилась ваза? Выходит, он украл ее исделал это для того, чтобы порадовать нордвиндскую диву. Бред какой-то. Неможет быть. А если все-таки может? И поклонник прекрасного у нас в наличииимеется. Художник или искусствовед Иванов. Они ведь о чем-то спорили на кладбище,да еще как! Может, выясняли отношения, а может, спорили насчет вазы.

Все. Хватит с меня. И этих тайн, и этих загадок. Пустьмодель с ее вазой хоть провалится, а я иду спать. Нет, все-таки нужно былоотключить телефон. Глядишь, перестала бы ломать голову на сон грядущий. Кстати,сколько уже времени? Так, почти час ночи. А Герт, между прочим, так и несобирается появляться Поздно — это вообще во сколько? В два, три или под утро?Ладно, утром и разберемся, а пока спать, спать, спать… И лучше бы совсем ни о чемне думать.

* * *

Как ни странно, но ночной разговор никак не отразился намоем самочувствии, и проснулась я за пять минут до звонка будильникаотдохнувшей, бодрой, полной сил для новых свершений. В самом радужномнастроении я потопала в ванную, чтобы привести себя в порядок.

Энтузиазм мой несколько померк при взгляде на физиономию,которая вчера пострадала от руки художника. Но, присмотревшись получше, ярешила, что все не так страшно и искусный макияж сделает свое дело.

Два часа ушло на то, чтобы привести себя в благопристойныйвид, но плодами своего труда я осталась весьма довольна. Это снова улучшило моенастроение. Так. Теперь на повестке дня Герт. Если он опять заявит мне, что унего были какие-то дела, он вообще больше не переступит порога моего дома,пусть даже и не надеется. А вторым вопросом у меня стоял Карчинский. Какугодно, но ему все-таки надо позвонить. По крайней мере, после этого моясовесть будет чиста.

Но, видно, в этот день моей совести предстояли долгиеиспытания, потому что Карчинский к телефону не подходил. Делать было нечего, ис тяжким вздохом я покинула квартиру. Предстояло нанести ему еще один визит.Если на этот раз он спустит меня с лестницы, то будет вообще-то совершенноправ. В самом деле, разве мне одного раза не достаточно? А ведь теперь онвообще распишет меня под хохлому. Что же делать? Нужно срочно что-то придумать.Вот если бы я была не одна, то он воздержался бы и от таких разговоров, и отрукоприкладства. Если бы…

Размечталась я однако. А что? Отлично бы получилось. Рядомсо мной, скажем, Лилька или Ирочка Кривцова. Да, неплохо. А еще лучше, если моязамечательная маман. В этом случае досталось бы совсем не мне, а самомухудожнику.

А на худой конец, сошел бы Яша Лембаум или даже СеменГузько. Бр-р! Я представила себе эскорт в виде Семена, и меня сновапередернуло. А может, все-таки обойдусь собственными силами? Но как бы мнесейчас не помешало присутствие Герта. Вот что было бы по-настоящемузамечательно. Но мой дружок, как на грех, словно в воду канул. Ни вчера, ни сегодняутром не объявился. Впору в розыск подавать.

А мастерская, вот она. Совсем рядышком. И холодок какой-топротивный в животе. Решиться мне все-таки идти туда или остаться на месте? Бытьили не быть? То be or not to be? Ну не убьет же он меня в самом деле? А идтивсе равно не хочется. Кто бы мог подумать, что этот вальяжный тип может статьсовершенно бешеным? Никогда не знаешь, чего от этих художников ожидать.Музыканты, они все-таки попроще. Пусть грубее, пусть у них тоже заморочекхватает, но не таких же.

И зачем я только связалась с этим Карчинским? Правильно мнеГерт говорил, нечего было мне к нему соваться. Сдурела, не иначе. Так, может,действительно плюнуть на все и уехать подобру-поздорову, пока ничего неслучилось? Хорошее намерение. Ну почему я всегда поступаю наоборот?

Я задавала себе вопросы, на которые не было ответов, а самапотихоньку брела к мастерской. Ступеньки, еще подняться на один пролет. Почемуименно в такие моменты начинаешь обращать внимание на всякие мелочи? На окурок,например, который валяется у самой стеночки. А окурок от сигареты «More». ИлюшаПошехонцев любитель таких. Илюша! Меня словно током пронзило. Что-то я неприпомню, чтобы Карчинский курил такие сигареты. А вот Илюша жить без них неможет.