— И ты хочешь все это знать, — иронично закончил за Тиэль призрак.

— Не хочу. Я стремлюсь хоть как-то, хоть на тысячную долю придать смысл тем мукам, которые довелось испытать жертвам. Не ради их мучителя, да будет Илт к нему справедлив без толики милосердия! А ради несчастных, ушедших в страданиях. Я соберу и обобщу рецепты из дневника, которые могут принести пользу больным, и распространю среди целителей. Думаю, Миграв подскажет хорошую печатню во искупление своего дара.

— Извини, Тиэль, я не так понял, все время забываю, насколько мы разные и насколько тебе плевать на власть и чуждо желание причинить боль, — покаялся призрак.

— Когда чужая боль — это твоя, чужой она быть перестает. Я могу потерпеть, если нужно, но желать причинить кому-то муки ради развлечения никогда не стану, — пояснила Тиэль всю глубину своих эгоистичных помыслов и вернулась к изучению записей безумца.

Рядом, как контраст с желтой ветхой тетрадью в коричневых подтеках, о происхождении которых не хотелось и думать, лежала стопка обычных бледно-зеленых листов листовертки.

Адрис покрутился немного у стола работающей подруги и исчез. Помочь он все равно ничем не мог. Иной раз от собственного бесплотного состояния призраку хотелось кричать и все громить. Если первое еще было возможно, то неосуществимость второго бесила невероятно. Как же не хватало Проклятому Графу в последнее время тела и рук, способных захлопнуть перед носом Тиэль проклятый дневник, принести ей из оранжереи цветок или поднос с обедом. Хотелось многого, и с каждым днем — все больше, а недостижимость утраченного некогда столь беспечно бесила невероятно.

Ночью надо спать, такова общеизвестная истина. Но если ты призрак или паук — порождение катакомб Илта, то ночь или день в Мире Семи Богов, становится не так уж важно. Потому когда по двери особняка пробарабанили чьи-то руки и, не дождавшись немедленного ответа, распахнули створку, никто особенно не удивился. Тиэль потому, что спала, Адрис и Теноби — потому, что за последнюю малую луну — Веару почти привыкли выпутывать очередную жертву из кокона-ловушки, замечательно срабатывающего на незваных гостях и несколько раз почти случайно сработавшего на званых.

На сей раз славный тандем имел неудовольствие разглядеть в переплетении прочной, безупречно сработавшей сети знакомую физиономию. Нет, «гость» честно пытался замаскироваться: пыль, грязь, подтеки крови и грязи, свалявшиеся в грязный ком и уже совсем не золотые волосы, однако его все равно узнали.

— О, Теноби, а этот у нас уже был в ловушке, — разочарованно протянул призрак и покивал в ответ на мелодичную трель восьминогой приятельницы. — Только тогда он был чище, согласен. Эй, болезный, ты чего по ночам в гости ходишь? Так в паучьей сети связанным валяться понравилось? За репутацию Тиэль-то не волнуешься, затейник?

Призрак еще что-то вещал об отсутствии всякого представления о приличиях у некоторых эльфов, пока паучиха выпутывала Лильдина из ловушки. Но эльф не стал ни извиняться, ни слушать болтовню Адриса. Едва обретя возможность говорить, он воззвал:

— Умоляю, лейдас, мне нужно видеть Тиэль! Речь идет о судьбе Дивнолесья!

Теноби переглянулась с духом и, снисходя к отчаянной мольбе, шустро исчезла из коридора. Адрис сварливо предложил:

— Иди в приемный зал. Ноги-то держат? На десяток шагов хватит? Потому как если не держат, тогда ползи, я тебе в любом случае не помощник. Придется Теноби дожидаться.

— Я смогу, — прохрипел эльф и честно попытался, держась за стену, двигаться в указанную сторону.

Тиэль появилась удивительно вовремя для того, чтобы поддержать обморочное тело племянника владыки. Возмущенно верещащая Теноби приняла свой крупный, истинно шеилдовский вид, подпорченный лишь золотым цветом шкуры, и отобрала у эльфийки добычу. Тело Лильдина безвольно закачалось в лапах «чудовища». Паучиха, проворно перебирая свободными конечностями, понесла гостя в приемный зал. Тиэль чуть задержалась, заслышав подчеркнуто вежливый стук в дверь.

На крыльце стояла уже примелькавшаяся двойка охранников Ксара. Взирающий в своем желании позаботиться о полезной целительнице оказался упрямее опекаемой. Никаких возражений, переданных возмущенным Адрисом через доглядчиков, слушать не пожелал. Парочка бугаев с робкой преданностью в глазах, приправленной изрядной опаской (призрак и паук в комплекте к прекрасной девушке быстро добавляли почтительности кому угодно) пялилась на хозяйку особняка.

— Милости богов, лейдин. Помощь надобна или эльфик к тебе по делу и званый? — прогудел один из охранников.

— Он по делу, помощь не нужна, благодарю за беспокойство, — сухо и коротко отказалась Тиэль от щедрой возможности избавиться от племянника владыки в две пары мускулистых рук.

Проводив охрану, она не успела сделать и пары шагов по коридору, как досадливо поморщилась и вернулась обратно. В дверь снова вежливо стучали.

На крыльце стояли, переминаясь с ноги на ногу и с надеждой косясь по сторонам, будто заранее отыскивали пути отступления, два стража с воротными бляхами на форменных куртках. Воротные отличались от своих товарищей по профессии. Они разбирались с делами, касающимися исключительно входа в город и выхода из него. Чаще всего просто следили за порядком на всех трех воротах, взимали пошлину, утихомиривали, если была нужда, скандалистов и арестовывали, коль подвернулся случай, разыскиваемых преступников.

— Милости богов, лейдин, прощения за беспокойство просим, а только ведомо нам, что к тебе эльф пожаловал, через врата, запертые на ночь, не вошедший, а поверх стены на лошади золотой скакнувший. Кричали — не остановился, называться не стал, пошлины не платил, причины не указал… — начал объяснять причину визита стражник постарше.

— Ко мне прибыл гость из Дивнолесья, о причинах же спешки позвольте мне умолчать. Готова уплатить воротную пошлину и пеню за беспокойство, — вежливо улыбнулась Тиэль и вложила в руки визитерам четыре серебряные монеты: одну — за эльфа, две — за коня и еще одну — в качестве штрафа.

— И все же, нам заполнять воротную книгу… — заикнулся было самый молоденький из стражей.

— Укажите любую из причин, — любезно предложила эльфийка.

— Но спешка… — не отставал ретивый юнец.

— Вы гадить под кусты ходите, а эльфу все зеленое вокруг — что вам дом родной, он создание тонкое, возвышенное. Потому и торопился в особняк, в комнату философских размышлений о вечном, — предусмотрительно не показываясь на глаза страже, выдал версию Адрис, начинающий терять терпение.

Для ее конструирования призрак беззастенчиво воспользовался воспоминанием о недавних трудностях юного барона, находящегося в непростых отношениях с рыбой.

— В комнату философских размышле… а-а-а, — начал было проговаривать вслух сложносочиненную конструкцию не в меру бдительный страж, и тут до него дошел низменный смысл объяснения.

Юноша густо покраснел и позволил своему старшему товарищу, спрятавшему деньги в кошель, стащить себя по ступеням крыльца за шиворот.