оттенков звука.

Матей подкинул дров, снова разжег костер. Я сидел и смотрел, как пламя накидывается на большие головешки. Наваленные одна на другую, они быстро темнели от плясавших на них огней. Огонь рвался к ночному небу огромными острыми стрелами. Я поглядел наверх, в направлении их спорадического движения. На горизонт яркой белой точкой горела звезда. Или планета? Я слышал, что в этих числах в ночном небе хорошо была видна Венера.

Гитару тем временем взяла в руки Дорота. Она громко запела какую-то печальную песню на польском. К ней, поначалу вразнобой, затем консонансом, присоединились голоса Дарьи и Димы (хотя он даже не знал польского). Да что там – даже Лори подпевала как могла! Многоголосие поднималось в небо, смешивалось с всполохами огня и растворялось в ночной вышине.

З ним бендзешь сченсливша,

Дужо сченсливша бендзешь с ним.

Я цуж – влученга, неспокойны дух,

Зе мнон можна тылько

Пуйшчь на вжосовиско

И запомнечь вшыстко.

Яка эпока, яки век,

Яки рок, яки мещонц, яка джень,

И яка годзина

Коньчы ше,

А яка зачина.

Мы сидели у костра и пели, а я вспомнил те дни, когда в хостел приходили запыхавшиеся, с рюкзаками, вросшими в спину, туристы, потерянно спрашивали меня или Лори, где здесь хостел, а потом с улыбкой нашедшего оазис в песках странника валились, обессиленные, за порог. Молчаливые австралийцы, улыбчивые «фейк-смайл» американцы, тактичные британцы, громкие немцы, сумасшедшие бельгийцы, «свои в доску» поляки, вежливые белорусы – да кого только ни принимали мы с Лори. А когда гости собирались у костра, национальности растворялась в их единодушном порыве идти, исследовать – покорять горы.

«Пир во время чумы. Как отвратительно»

Его голос раздался в голове так неожиданно, что я сказал вслух:

– Замолчи!

– Ты кому это? – Дарья нахмуренно на меня.

– А что? – я лихорадочно выдумывал ответ, – Я сказал «замечательно».

– Нет, Андрей, я все слышала. «Замечательно» нельзя спутать с «замолчи», – она продолжала пристально на меня смотреть.

«Пока вы здесь сидите, тираны сжимают этот хлипкий край в своих могучих кулаках.

И он вот-вот с треском лопнет»

– Я просто вспомнил одного… знакомого из Москвы. Неприятный тип был, – оправдался я перед Дарьей второй раз.

– Он сказал тебе что-то настолько ужасное, что фраза застряла в твоей голове?

«Ты только посмотри на нее. Более тщедушного представителя женского рода я никогда не встречал. Она плачется, как ей плохо живется при Sun & Son, но и пальцем не пошевелит, чтобы изменить свое положение. Возносит Брата-сонце, но слишком труслива, чтобы присоединиться к борьбе»

– Да, можно и так сказать, – ответил я Дарье с натужной улыбкой, – Давай лучше не будем вспоминать.

Слова Мило сделали свое дело: праздничное спокойствие было омрачено. Я осознал, что мама еще не вернулась из магазина, хотя прошло больше часа. Тут идти от силы полчаса. Едва ли она задержалась где-то по дороге. А что там Борис? От него тоже никаких вестей. Я позвонил на номер воеводы. Абонент недоступен. Незримые, но цепкие коготки тревоги тихо заскреблись в голове. От нагнетающих мыслей отвлекла Лори:

– Эндрю, забыла сказать! На компьютер пришел имэйл, который ты ждешь.

– От Каролины?

– Да. Сорри, это упало из ума. Так вы говорите?

– Не совсем. Я тебя позже научу.

Я мгновенно оказался перед компьютером на стойке. Зашел в почту. Сообщение начиналось: «Андрей, прости за качество. Сам снимок был размытый, но надеюсь, что лицо хорошо видно. Лукас стоит справа от Марцеля».

Я вгляделся в прикрепленную картинку. Одет он был совершенно по-другому, за исключением обуви – даже на мутном снимке были хорошо заметны чистые блестящие ботинки. Черты лица под лохматой прической угадывались с трудом, однако сомнений не оставалось: передо мной на фото был тот, кто сейчас называл себя Кацпером Собепанком.

«О Лукасе я знаю очень мало. Да почти ничего, честно сказать. Они учились вместе на медицинском в Кракове. Кажется, Лукас хотел стать хирургом, как и твой отец. Они приезжали в Купавы несколько раз. Лукас был молчаливым, о себе мало рассказывал. Очень много знал анекдотов из советского времени. Я удивилась даже: откуда он столько знает? А потом он перестал приезжать и будто вовсе пропал. Это все, что могу вспомнить. Надеюсь, тебе помогло как-то».

Помогло как-то… Читая эту последнюю фразу, я почти рассмеялся. Какая ирония: все это время Нагорой управлял забытый всеми друг моего отца, а Каролина даже не знала этого. Наверно, она просто никогда не интересовалась, кто такой Собепанек. Если бы только она увидела сходство сама, то я бы… А что бы я сделал? Пошел к Собепанку поговорить за жизнь? Спросил бы: «Вот вы с отцом дружили, не знаешь случайно, куда он пропал?». Но он точно что-то скрывает про отца. И потом еще эти его загадочные фразы на суде. Я не мог составить полной картины происходящего и чувствовал раздражение. Скорее бы Борис дал о себе знать.

Я пролистал письмо до конца. После фотографии следовало:

«Говорят, что в Бойкове объявили военное положение. У меня с этим плохие ассоциации. У вас там в порядке? Дай знать».

Какое еще военное положение? Только я это подумал, как монитор погас. Да не только монитор: во всем хостеле погас свет. Звуки гитары и песен во дворике утонули в гуле двигателя и шуме колес. Кто-то подъехал к хостелу на большом автомобиле. Слишком большом – это была не мама. Предчувствуя неладное, я ринулся к двери. Цепляясь в темноте за шкафчики и расставленную обувь, я наконец добрался до выхода во дворик, но дверь распахнулась мне навстречу. Огромный темный силуэт в проходе. Я не видел лица – свет падал снаружи, да еще незнакомец посветил мне в глаза фонариком. Я закрылся от слепящего света ладонью и услышал:

– Андрей Бончик. Вот мы и встретились вновь!

А потом мое лицо будто встретилось с наковальней, и все померкло.

Глава девятая. В логове дракона

Мы стоим на высоком холме. Ветер треплет наши волосы и полы одежды. На нем черная куртка и надраенные до блеска дорогущие туфли. Позади нас бушуют волны бескрайнего моря.

– Где мой отец? – рычу я, гневно сверкая глазами, и с готовностью сжимаю кулаки.

– Мвуха-ха-ха-ха!!!! – хохочет Собепанек зловещим смехом. Глаза полыхают безумным пламенем. Скрючив пальцы, он поднимает руки в экзальтированном порыве, – Время покончить с вашим родом раз и навсегда!

Я внимательно слежу за его действиями. Он пришел на мыс один,