друга Цыценко. Кто приносил ему большой денежный выкуп, он выпускал на поруки.

Художник Крылов был заточен в купеческий особняк, находящийся на Строгановской улице, где помещалась контрразведка. Хотя юноша все время сидел в застенках особняка, которые наводили ледяной страх на всех проходящих мимо, он все же числился за карательной экспедицией ротмистра Мултыха.

Городская интеллигенция, поднятая на ноги стариком художником Федоровым и родными Крылова, подала письменную просьбу Мултыху об освобождении юноши из-под ареста. Крылов сидел без допроса и допуска на свидания родных. По настоянию Месаксуди с Мултыхом говорил сам генерал Гагарин.

— Прошу, ротмистр, учтите, что арестованный юноша является необычайно одаренным. Быть может, это будущее светило России… Все же с такими надо считаться. Потом — он является родным братом капитана Крылова, честного и верного офицера Добрармии. Ну, и… отец его, известный ученый, ненавидящий революцию и Совдепы, бежал из Петрограда. Он с нами, наш человек.

— Знаю! Все знаю, ваше превосходительство, — ответил с улыбкой Мултых. — Его дело… днями будет закончено.

— Вы его проучите, вытормошите из него тот вредный душок, очевидно поселившийся в нем от петроградской революции, — поучал Гагарин. — Затем дайте ему волю, но предупредите как следует, и он поймет…

— Я сказал: сделаю все, что надо, — с легким раздражением проговорил Мултых.

И, глядя вслед Гагарину, прошипел:

— Ишь старая дама, нахватался миллионов, да еще ластится к толстому карману Месаксуди! Я и до вас доберусь, подождите… Гения пришел защищать? Я в Ледяном походе был… а вы тут мильончики хватали, грешные душонки спасали…

2

Казаки втолкнули Олега в угрюмый большой кабинет и захлопнули тяжелую дверь. Юноша остановился и зажал голову руками, ожидая ударов кулаков и плетей со свинцовыми концами.

Его же любезно встретили двое молодых людей — ротмистр Мултых и штаб-ротмистр Тернов, одетые в корниловскую форму. Оба они были при казачьих шашках, украшенных серебром и золотом, в щегольских сапогах со шпорами.

— Прошу, господин художник, садитесь, — предложил граф Тернов, глядя на Олега через пенсне в золотой оправе. Он указал своей небольшой белой рукой на кресло, стоящее у черного стола, накрытого синим сукном.

— Благодарю, — сухо ответил Олег, садясь в кресло и настороженно посматривая то на графа, то на Мултыха. Глаза Мултыха поразили его своей неприятной красотой и жестокостью. Они сразу же привлекли внимание Олега, он всматривался в них так, что на секунду забылся, где он. Потом Олег посмотрел на графа. Правильная форма головы с золотистыми вьющимися волосами, несколько женственное, утонченное лицо и большие карие глаза, подернутые грустью… Глядя па него, Олег невольно подумал: «Как может этот человек работать в контрразведке?»

Граф Тернов заметил на себе пытливый взгляд юноши и, надевая пенсне на своей маленький, с горбинкой пос, спросил, слегка картавя:

— Не портрет ли вы с меня решили писать?

— Да, — машинально произнес художник, по тут же спохватился: — Нет… Я давно не пишу.

— Я немного слышал о вас в Петрограде, господин Крылов. Я люблю живопись, — сказал граф слащаво, — и я видел вашу

ученическую, так сказать, вещь, о ней много было разговора, как о явлении…

— Вы петроградец? — спросил Олег.

— Георгий, — проговорил граф, улыбаясь красными, полноватыми губами, обращаясь к Мултыху, — это мой земляк, будущая знаменитость!

Мултых надменно и холодно скривил губы.

— Скажите, вас здесь никто не обидел?

— Да нет… никто пока не обидел, — запинаясь, произнес Олег, думая, что офицер проверяет, в каком состоянии находятся арестованные.

— А вы не проголодались? Может быть, желаете закусить?

— Благодарю. Я каждый день имею передачу.

— Вы, Олег Васильевич, будьте как дома, — посоветовал граф, усмехаясь.

На измученном лице художника появилось недоумение. Ему показалось, что в слащавом голосе графа звучит ядовитая насмешка. Он энергичным жестом откинул назад свои длинные волосы и, приглаживая их рукой, сказал:

— Позвольте, господа, спросить: с кем я имею честь говорить?

Офицеры рассмеялись.

— Простите, — захлебывался в смехе граф, — простите… я почему-то был в полной надежде, что вы знаете нас. В таком случае, Олег Васильевич, я вас познакомлю. Вот перед вами начальник карательной экспедиции, — указал он на Мултыха. — Ну, а я граф Тернов, его заместитель. Вы, конечно, о нас слышали?

На лбу Олега выступил пот. Он не верил себе, что это были те люди, о которых с ужасом говорят в городе.

Мултых поднялся и, пройдя по комнате, вернулся к столу. Постучал длинными, красивыми, белыми пальцами по сукну, спросил раздраженно:

— Вы простите, меня интересует: как случилось, что вы, такой молодой человек, сын известного ученого, родной брат честного офицера Добрармии, решились публично оскорблять своих родных? Что у вас общего с большевиками? Я жду объяснений… Вы слышите? — вдруг выкрикнул ротмистр.

— Да, я слышу, — ответил спокойно Олег, устремляя взгляд на Мултыха. — Почему вы повышаете голос?

— А ну, не сжимать кулаки! Иначе вам будет плохо!

Нижняя губа Мултыха нервно задергалась. Это был признак начала бешенства.

Граф поспешил успокоить своего друга:

— Георгий, Жорж! Бога ради, успокойся! Прошу тебя! С этим человеком надо еще поговорить.

Мултых скользнул взглядом по лицу художника и отошел к окну. Голова его подергивалась.

— А вы, господин Крылов, напрасно горячитесь. Мы вам добра хотим… Не думайте себя держать здесь так, как вы держали себя на площади, — посоветовал Олегу Тернов.

— Вы вызвали меня на допрос — допрашивайте, но не угрожайте! — вспыхнул Олег.

— А мы не собираемся вас допрашивать. Успеем, допросим!

Приоткрылась дверь, и оттуда высунулась большая голова, покрытая белым колпаком.

— Прошу завтракать, все готово.

— Пошли! — буркнул Мултых, звеня шпорами.

— Да, пойдемте, — подхватил граф, видимо очень довольный этим предложением. И, оборачиваясь к художнику, спросил: — Может, Олег Васильевич, и вы желаете с нами?

Олег отвернулся.

— Напрасно, очень напрасно! — повторил граф с подчеркнутым сожалением. — У нас сегодня крымские кушанья. — И он вышел, щелкнув ключом в двери.

3

Офицеры возвратились к Олегу оживленные и веселые.

— Да, — сказал спокойно Мултых, садясь за стол в кресло и поглядывая на Олега. — Отвечайте на наш вопрос: что заставило вас кричать за большевиков?

Граф подошел к художнику:

— Вы, Олег Васильевич, идите к столу, садитесь… просто, свободно будем говорить. Мы хотим вам только добра… Нет, вы погодите, не отмахивайтесь. Я ведь наблюдал за вами, я видел, что вы растерялись, испугались, что перед вами сам начальник карательной экспедиции ротмистр Мултых и я, его помощник, граф Тернов. Да, конечно, мы страшны для врагов русского государства. Мы страшны для большевиков и всех изменников родины. Но почему вы испугались?

Крылов молча подошел к столу и сел против Мултыха.

— Господин ротмистр! Я хочу знать: