разбоя? Я думала, все здравые люди, а тем более интеллигенция, должны протестовать! Олег ни в чем не виноват! Прошу тебя, иди скорее, иди сам к Гагарину и хлопочи за него!

Старик резко отмахнулся и забегал по комнате.

Передачу для Олега все еще принимали. Но к нему на свидание не пускали, будто бы потому, что допуск родных не разрешен до окончания следствия.

Так продолжалось месяц. Это начало волновать отца. Сын его, офицер, также не мог ничего узнать о брате.

Ирина снова обратилась к Месаксуди, как самому влиятельному лицу в городе.

Месаксуди с охотой взялся хлопотать об Олеге. Ему хотелось помочь Ирине и этим воспользоваться, наладить с ней отношения, которые стали заметно холодными.

Наконец Месаксуди добился от Мултыха слова, что можно взять Олега на поруки. Он принес Ирине двести пятьдесят тысяч рублей, сказав, что дает взаймы, — Мултых ждет ее с деньгами.

Ирина была тронута вниманием Месаксуди и тут же, не помня себя, набросила пальто и направилась к двери. Месаксуди предложил ей свой экипаж, но она отказалась:

— Нет, нет, я не могу ждать…

Наконец-то она увидит брата! Какое счастье, он снова будет дома… И все в доме успокоится и наладится. И мама встанет на ноги… Она прибавила шагу, глаза ее лихорадочно светились, лицо покраснело от волнения и счастья. Последнее время ее мучила мысль, что уже поздно, что она не увидит Олега…

Ирина подбежала к особняку. У парадного ее остановили казаки:

— Эй, господарыня, спокойно! Що тоби тут надо?

Ирина перевела дух:

— Мне нужно к ротмистру Мултыху.

— Дуже скоро хочешь. Ты наперво скажи: хто тут у тебя есть в погребе?

— Да, есть, мой брат здесь… Вы позвоните начальнику!

— Погодь, душечка! — остановил дюжий казак. — Хвамылия твоя як буде?

— Крылова, скажите, пришла.

— Крылова? — переспросил казак, поводя широкими усами. — Крылов… Ага… Ни, мабуть, його уже нема… Мыкыта, а глянь там — Крылов еще у спысках?

Ирина задыхалась.

Через минуту раздался голос из-под лестницы:

— Ни, його уже нема!

Ирина едва перевела дух. «Что такое? Его нет в списках? Что случилось? Быть может, выпустили…»

— Звоните ротмистру Мултыху! — нервно закричала Ирина. — Скажите, что я здесь!

На шум вышел сам Мултых.

— Что такое? Пропустите! — крикнул он казакам, уставив глаза на побледневшее лицо Ирины.

— Господин ротмистр! Я пришла за братом… — волнуясь, говорила Ирина, поднимаясь по лестнице.

— Прошу вас, пойдемте сюда, — вежливо попросил Мултых. — Садитесь, — продолжал он, когда они вошли в комнату.

— Здесь двести пятьдесят тысяч рублей донскими, — торопилась Ирина, передавая деньги. — Скорее отпустите брата! — произнесла она нетерпеливо.

— Сейчас? — переспросил Мултых. — Нет, этого я сделать не могу.

— Ну хорошо, я подожду. Сколько мне придется ждать? — спросила Ирина, немного успокаиваясь и намереваясь присесть на стул.

— Да нет… сегодня вообще ничего не выйдет… Не успеем оформить… — Мултых вынул из брюк часы и медленно, глядя на них, произнес: — Вы только завтра сможете взять своего брата.

— Ох, господи! — тяжко вздохнула Ирина, почувствовав, как всю ее охватил жар. — Тогда хоть разрешите мне повидать его! — нетерпеливо проговорила она.

— Видите ли, — продолжал спокойно Мултых, — он сейчас… находится… в крепости.

— В крепости?!

— Это не важно. Я дам распоряжение, и его доставят сюда. Утром вы увидите его. Успокойтесь.

— Благодарю вас.

Мултых пристукнул шпорами и поклонился.

Ирина поверила Мултыху и дома подробно рассказала обо всем. Все легко вздохнули. Только отец расшумелся:

— Вот я ему еще дома задам! Появись только ты, Олешка, я тебя в солдаты… Там смывай свой позор! Тягай там солдатские сапоги…

Ирина не отходила от постели матери, стараясь быть веселее, чтоб облегчить ее тяжелое состояние.

Утром в карательной экспедиции Ирине объявили, что во время перевозки из крепости в город Олег пытался бежать и был убит конвоирами.

Истерический крик прислуги донес эти страшные вести до матери, с нею сделался припадок, и она, не приходя в сознание, скончалась.

Старик Крылов тяжело переносил горе; он сразу осунулся, стал заговариваться, буйствовал, стучал об пол своей бамбуковой палкой и все грозил кого-то загнать в Тмутаракань.

На красивом лице Ирины застыла печаль. С братом-офицером она оказалась встречаться. Распродав кое-какие свои ценные вещи, она отослала деньги Месаксуди и вся отдалась работе в городской больнице.

ГЛАВА ПЯТАЯ

1

Вскоре после демонстрации Дидов получил сведения о предстоящем новом наступлении белых на каменоломни. Дидов сразу поставил всех на ноги. Он приказал партизанам вооружаться всем, чем можно было наносить ущерб врагу. И люди, у которых не было оружия, брали вилы, оттачивали ржавые косы. Женщины, старики, дети начали выносить на курганы камни, которые, может быть, придется бросать вниз на врагов, когда те будут подниматься вверх.

В этот же день партизаны начали рыть от входов каменоломен до верхушек курганов окопы и ходы сообщения. Все готовились к предстоящей серьезной схватке. Теперь партизаны решили обратиться за помощью и за поддержкой к населению Старого Карантина, на которое они возлагали большие надежды, особенно на рыбаков. Вообще Старый Карантин как по составу населения, так и по территориальному расположению был очень подходящим резервом для начавшейся здесь революционной борьбы. Но партизанам было неизвестно, как откликнутся рыбаки на их призывы, так как в Карантине почти не велась революционная работа и люди не были подготовлены к вооруженной борьбе с белыми.

Подпольная революционная группа, какую организовал в Карантине местный большевик, черноморский моряк Волков, не успела развернуть свою работу среди рыбаков. Волкову вскоре пришлось укрыться в каменоломнях от преследования контрразведчиков, которых почти каждую ночь привозил в Карантин местный виноторговец Мишка Иванов. Но среди рыбаков и всего бедняцкого населения карантинцев ненависть к белым росла. Когда была объявлена мобилизация в белую армию, из Карантина ни один человек не явился на призывные пункты. Но поддержат ли эти люди начавшееся партизанское движение, сольются ли их недовольство и ненависть с начавшейся партизанской войной?..

Море, беспредельно раскинувшееся перед селом Старый Карантин, было залито солнцем. На широкий берег, защищенный с севера высоким обрывом, набегали волны, оставляя длинную полосу белоснежной пены. Множество рыбачьих лодок было вытянуто на песок. На длинных реях повисла тонкая паутина сетей. В синеве воздуха с жалобными криками кружились чайки. На берегу не было ни одной человеческой души.

Известие о вылазке партизан из каменоломен всполошило жителей Карантина. Рыбаки тотчас же бросили свои лодки, разошлись по домам, потянулись на холмы, с которых были видны каменоломни.

В полдень на вершине отвесного обрыва, под которым густо теснились вдоль всего берега рыбачьи домики, показался человек