В среду с утра Сашка пошел к своей бабушке. Всего десять дней назад закончился учебный год, четвертый в его жизни. Сейчас он в основном проводил время или у себя дома, или, когда родители были на работе, у бабы Фроси, чей дом стоял на крайней улице в деревне.

— Санёк, привет! — выглянув из-за забора, крикнула ему Маринка, Сашкина одноклассница, жившая с родителями по соседству с его бабушкой. — Ты к бабе Фросе?

— Ну не к тебе же, — усмехнулся Сашка.

— Фу ты, ну ты… — прищурилась девочка. — Чё делать‑то собираешься? Ты уже начал что-нибудь читать, что на каникулы задали?

Сашка удивленно посмотрел на Маринку:

— Ты чего, сбрендила? И так уроки только закончились.

— А я уже «Робинзона Крузо» читаю.

— Вот делать-то нечего, — усмехнулся Сашка и покачал головой, словно услышал явную глупость. Потом, хитро глянув на Маринку, он предложил: — А хочешь, научу тебя на облака смотреть?

— Как это? — удивилась та и задрала голову к небу. — Чего на них смотреть-то?

— Ну, не так смотреть, конечно, а по-другому.

— Это как ещё?

— Пошли, научу.

Маринка вышла за ворота и подбежала к Сашке. Мальчик сначала зашел к бабе Фросе и сказался, что он пришел. Потом они вместе с Маринкой пошли за огороды, где росла невысокая и мягкая кудрявая травка с мелкими желтыми цветочками.

— Вот смотри, — сказал Сашка, ложась спиной прямо на траву. — Сначала надо лечь, а потом приставить ладошки к лицу так, чтобы закрыть всё, что по бокам. Понятно? Чтобы видно было только небо и облака, а деревья, дома, то есть всё, что на земле находится, чтобы не было видно.

— И чего будет? — недоверчиво спросила Маринка.

— А будет совсем по-другому. Тогда можно вообще потеряться.

— Как это «потеряться»? — не поняла девочка.

— Ну… перепутать, где что находится. Да ты сама попробуй и узнаешь.

Маринка легла на траву рядом с Сашкой и, сложив ладошки кольцом, приставила их к лицу вокруг глаз. Погода была хорошей, почти безветренной, и облака по небу плыли нехотя, как бы никуда не торопясь.

— Ну и чего? — буркнула Маринка. — Облака как облака, плывут себе и всё.

— Да погоди ты… Посмотри подольше.

Через некоторое время девочка вдруг закричала:

— Ой, мамочки! — она попыталась вскочить на ноги, но её повело в сторону, и Маринка плюхнулась задом на траву.

Взявшись одной рукой за голову, а другой опираясь на землю, она ошалело посмотрела на Сашку слегка покачиваясь из стороны в сторону:

— Да ну тебя, дурак! Голова же кружится, — и Маринка скривила лицо.

Сашка посмотрел на неё и засмеялся:

— Ну классно ведь! Тут просто привыкнуть надо.

— Ага, классно… — недовольным тоном пробормотала девочка, постепенно приходя в себя. — Только предупреждать нужно.

Она встала и уже вполне твердой походкой пошла к своему дому.

— Марин, ты чего? — сев, крикнул Сашка.

— Ничего, — угрюмо буркнула та и скрылась за забором.

Может, ей стало неприятно, что Сашка увидел её в не очень приглядном виде, когда она как пьяная, бухнулась задом на землю? «Ладно, — подумал он, — через час отойдёт и сама прибежит как ни в чем не бывало». Он опять лёг на траву, сложил ладони в кольцо и стал смотреть на небо.

Но Маринка прибежала раньше. И не «как ни в чем не бывало», а совсем по другому поводу. Буквально через пять минут он услышал какой-то страшный и отчаянный её крик: «Сашка-а-а!! Скорей!!» — после чего увидел её саму, выбегающую с дикими глазами из-за забора и размахивающую руками.

Ничего не понимая, мальчик вскочил на ноги:

— Ты чего орёшь как ненормальная? Чего стряслось-то?

— Гори-им!!! — истошно завизжала Маринка, схватившись двум руками за голову.

Не спрашивая больше ни слова, Сашка сломя голову кинулся к соседскому дому. Судя по тому, как орала Маринка, он ожидал увидеть его объятым пламенем по самую крышу, но слава богу ничего такого не было.

Вбежав во двор, он заметил столб дыма, поднимающийся со стороны стайки, которая была позади избы. Обежав дом, он увидел тетю Олю, Маринкину мать, которая, беспрестанно причитая: «Ой, батюшки… Как же так-то…», пыталась какой-то тряпкой затушить горевшую дверь стайки.

Как выяснилось позже, она, пока муж был на работе, решила паяльной лампой опалить курицу, но, видимо, не смогла правильно настроить пламя. Может, перекачала бензина или ещё что-то сделала не так, но огонь в какой-то момент вдруг сильно полыхнул и попал на дверь стайки, которая тут же и загорелась. Хорошо ещё, что она была не очень сухой: Маринкин отец сделал её недавно из свежих досок, и древесина не успела как следует высохнуть.

Тетя Оля не придумала ничего лучше, как схватить старую мужнину куртку и сбивать пламя ею. Только вот было не понятно то ли она этим тушила огонь, то ли, наоборот, раздувала его, потому как после каждого её удара затихнувшее на мгновение пламя вспыхивало с новой силой.

Куры сбились в дальний угол двора, а ходивший возле них петух тревожно кудахтал и испуганно вертел во все стороны головой.

Сашка, быстро оценив обстановку, сообразил, что помочь тут сможет только вода, но вот есть ли она где-то поблизости, он не знал. Через секунду, молча схватив висевшее на штакетнике ведро, мальчик кинулся к калитке и побежал к колодцу.

Всё бы ничего, да вся закавыка была в том, что раньше он сам никогда ещё воду из этого колодца не набирал. Колодцем здесь был большой жура́вель, стоявший метрах в тридцати от домов в низинке, там, где начиналось небольшое болотце.

Он, конечно, и раньше таскал отсюда воду, но ходили к колодцу они всегда вместе с бабой Фросей. Она доставала полное ведро, разливала его по ведрам поменьше, и Сашка тащил их в дом. Ему самому доставать воду бабушка не доверяла, боясь, что по малолетству он может не справиться с тяжелым ведром, и не дай бог бултыхнется вниз. А там и греха не оберёшься — утонет малец, а ей отвечай потом перед родителями.

Но сейчас был не тот случай, чтобы раздумывать, справится он с жура́влем или нет. Сашка опрометью бежал к колодцу, а в его голове вертелось лишь одно — он должен достать воду во что бы то ни стало!

Поставив ведро на лавочку возле колодезного сруба, мальчик с трудом отодвинул с него тяжеленную крышку. Схватив длинную жердь, на которой было закреплено колодезное ведро, Сашка начал опускать её вниз, стараясь сильно не перевешиваться через край сруба. Сердце его при этом бешено колотилось, и он время от времени судорожно сглатывал, облизывая вдруг