Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Ничего! И этих когда-нибудь поймают и определят в подобное учреждение», — утешил себя, усыпляя совесть.
После субботника и последовавшего за ним обеда, добрался до снятой ранее комнаты в частном доме на окраине города и переоделся в полусельско-гражданское: нижняя рубаха-вышиванка на выпуск ремешком подпоясанная, заношенный до лоска и заплат на локтях пиджак, картуз с когда-то лакированным козырьком. Посмотрелся в зеркало: ну, дурак дурачком — как только вчера из какой-нибудь Жмеринки!
«Наган» сзади за пояс, фанерный чемодан, перевязанный верёвкой в руки и на выход.
* * *
Заранее, ещё вчера со стороны и издалека, «визуально» познакомился с объектом и субъектом. Подхожу, уже практически вечером к знакомому двору, смотрю — «субъект» сидит себе на лавочке при воротах, дымит самосадом и явно скучает по выпивке…
Проходя мимо, останавливаясь передохнуть и поставив на землю отчётливо звякнувший стеклотарой чемодан, вытираю со лба пот. Вдруг, типа, замечаю дворника и, прямо по «Остапу Бендеру» спрашиваю, внутренне прикалываясь:
— Отец! Невесты в городе есть?
Вместо ильфовского-петровского «кому и кобыла невеста», из уст нижегородского работника метлы и совка лениво прозвучало:
— «Невесты»? Руки я вижу не отсохли — «гуся потеребить» и сам смогёшь!
Осталось только причмокнуть с досады, что с классикой не обломилось и перейди сразу к существу вопроса:
— Уважаемый! Хочется закурить — аж выпить не с кем, да так — что переночевать негде! Подсобил бы кто…
Пинаю красноречиво ручную кладь: «Дзинь, дзинь!».
Тот, поглаживая бороду, заинтересованно смотрит на чемодан:
— Ну, прям и не знаю — как помочь такому горю… Как звать то тебя, мил человек?
— Грицько, я…
Насторожился:
— Хохол, что ли⁈
— Никак нет… Их бин украинец.
— Вот, как⁈ — удивился тот, — беглый петлюровец, штоль?
— Та, ни — я з Харькива…
Почесав в затылке, дворник наконец принял решение:
— Ну, заходи что ли, Гриня. Меня зовут Тихон…
Ну, хоть в чём-то с «12 стульями» срослось! Хоть с именем дворника.
В полуподвальной коморке дяди Тихона, нарисованного на холсте камина не было — зато до рези глаз фонило канализацией, кошками, остатками еды и вчерашней сивухой.
— Так я заночую у тебя? — спросил я, ставя на расшатанный стол четверть самогона.
— Да, ты хоть всю жизнь живи — лишь бы в стакане что булькало!
Меня, чуть не стошнило:
«Всю жизнь»?!. Здесь?!. Да я лучше повешусь'.
С дворником мне повезло просто сказочно!
Вылакав вечером с литр первача, он затем впал в состояние «зомби»: проснётся — насцыт мимо помойного ведра, попьёт воды и снова в анабиоз. Утром, залил стакан самогона «за воротник» на «свежие дрожжи» и всё началось по новой. Уже в обед вышел пошатываясь наружу,увидел как я двор мету в его фартуке и поинтересовался при всём честном народе:
— Ты, кто такой?
— Племяш я твой, дядька Тихон — Грицианом кличут. Авдотьи сын из Харькива, что за Евдокима замуж во втором году вышла… Сестра ещё у меня была — Фёкла, да в прошлом году от испанки померла.
— Ммм… Ааа… — промычал тот и вернулся в исходное состояние.
За воскресенье, я привёл засранный двор в идеальнейший порядок — буквально «вылизал» его, выметя сор из каждой щели и со всеми жильцами перезнакомился. Это в основном советские служащие из старых чиновников и пролетарии — вселённые «на уплотнение» в буржуйские квартиры ещё в эпоху военного коммунизма. Была среди них парочка совсем трубейных экземпляров — вроде Швондера с Шариковым, но в основном — довольно порядочные люди. Все без исключения жаловались на дворника — доставшегося им в наследство от «старого» режима. А уволить его трудовое законодательство не позволяет — Советская власть горой за таких! Это гораздо позднее уже — в конце тридцатых, Сталин закрутит гайки и, за прогулы будут давать срок.
Познакомился я мельком и с шофёром «Бразье-кабриолета» — хотя, по известным причинам, старался сильно не мельтешить у него перед «объективом».
В понедельник, «проводив» шофёра на службу, до обеда трясся как осиновый лист — заниматься угоном «тачек» мне в прежней жизни не приходилось да и, в новой — доводится в первый раз.
Тут ещё «дядька Тихон» вышел из «другого измерения», выполз из своей конуры и, также — трясясь с бодуна, как робот с перемкнувшей программой, шаркал по уже абсолютно чистому булыжнику метлой. На предложение «подлечиться», он как-то подозрительно на меня глянув, отказался:
— Сам то, что не пьёшь?
— Молод я больно, дядька Тихон! Вот, заматерею как ты — и начну пить…
— А может, ты на моё место метишь?
«Мероприятие» оказалось под угрозой!
— Скажешь тоже… Да я лучше в Волгу брошусь с Дятловых гор.
От одной только мысли, что мне придётся ещё одну ночь провести в этом бомжатнике — меня буквально трясло!
Неожиданно, когда я уже лихорадочно искал «резервные» варианты, помог сам водитель. Приехав в полдень на обед — хоть часы по нему сверяй, он скептически посмотрел на понуро шлифующего брусчатку дворника, в раздумье покачал головой и, спросил меня — подбородком кивнув на расположившуюся неподалёку стайку ребятишек:
— Посторожишь автомобиль — пока я обедаю? Чтоб те бесята не залезли и, не напакостили или спёрли что…
Чуть, не подпрыгнул от радости:
— Конечно, о чём разговор! Всегда рад по-соседски помочь.
Сунув мне мелкую купюру, он зашёл в подъезд — а обиженный Тихон, грозно подступил ко мне, замахиваясь метлой:
— Сейчас же проваливай, злыдень! И, что я тебя раньше — змеюку подколодную не раскусил⁈
Я вежливо улыбаюсь:
Рисунок 26. Автомобиль «Бразье» с открытым кузовом.
— Не кипишуй, дядька Тихон! А то эта метла — счас окажется в твоей заднице и ты будешь похож на королевского павлина.
— Чегой?
— Тогой! «Уговор — дороже денег»: Ты мне сказал: «живи, пока в стакане булькает» — так иди проверь.
В сердцах, тот бросив метлу, плюнул в сторону скрывшегося шофёра и, действительно — пошёл проверять «булькает» ли в стакане, стоящим в его коморке на столе.
С уверенностью можно сказать: «булькало» — ибо, больше я дворника не видел…
НИКОГДА!!!
Выждал с полчаса: чтоб покушав, водитель «Гор-Ком-Хозяйства» успел «взгромоздиться» на свою кралю