– Да ты же была по уши в него влюблена! – прокричал он и тут же устало коснулся ладонью губ, словно не хотел этого говорить.

Все же ей удалось удержать нарастающий гнев, ведь она понимала, почему Крис так говорит, а она настолько устала от всего происходящего за последние несколько дней, что хотела только спокойствия и ясности.

– Крис, ты прекрасно понимаешь, что я… люблю тебя, – чуть запинаясь и краснея, тихо произнесла Хейли и медленно подошла к Крису.

Ее объятия были немного скованные и неловкие, но пропитанные такой теплотой, что Крис не мог не отреагировать в ответ, прижав девушку к себе. И пусть в голове отчаянно стучала мысль о том, что Уилл вновь пытается войти в их жизнь, он не хотел заканчивать этот день криками и недопониманием.

– Ты его простила? – все, что спросил он, вдыхая аромат шампуня, исходивший от влажных волос Хейли.

– Нет, – тихо, но уверенно ответила она. – Но все заслуживают второго шанса.

* * *

Ночь была такая тихая и безмолвная, что Хейли могла слышать биение своего сердца— громкое, неспокойное. Каждый новый удар был наполнен беспокойством, даже паникой. Паникой перед предстоящим выходным днем… Днем, который она проведет в еще не принятой до конца реальности событий, происходящих с такой быстротой, что иной раз просто хочется нажать на «паузу», если бы такая кнопка вообще существовала в этой сумасшедшей жизни.

Несмотря на дикую усталость, сон не шел. Хейли просто не могла спать после всего произошедшего, хоть они с Крисом и решили подумать обо всем этом утром, на душе было неспокойно.

Хейли, осторожно приподнявшись на локтях, чтобы не разбудить Криса, долго смотрела в окно, утопая в ночной тишине, а потом неторопливо встала с кровати и подошла к столу, включив настольную лампу и найдя среди стопок эскизов и тетрадей свой альбом, который не брала в руки еще с поездки на море. Захваченная всем происходящим, Хейли просто забыла о том, что можно рисовать не только эскизы по заказу для журнала, но и просто так, для души, для себя. Найдя самый острый карандаш из всех затупившихся, она снова разместилась на кровати и стала пролистывать альбом, с улыбкой вспоминая, где и как был сделан каждый рисунок. Но вдруг она замерла, когда ее пальцы перевернули очередную страницу, и с листа на нее посмотрел Крис, так похоже нарисованный, что, казалось, он живой. Каждая деталь, каждая черта утонченного узкого лица была так точно передана, что невозможно было не провести подушечками пальцев по бумаге, чтобы убедиться, что это всего лишь эскиз. Резким и нервным движением откинув падающие на плечи волосы, Хейли перевернула страницу альбома и открыла новый чистый лист.

Так было всегда.

Все свои чувства: радость, тоску, счастье, боль, печаль – все это Хейли вкладывала в свои рисунки. Наверное, именно поэтому они получались такими живыми.

Рука, казалось, сама чертила линии построения, наносила тон, вырисовывая самые мелкие детали, придавала обсидиановым глазам живого блеска, при этом заставляя сердце нервно трепыхаться где-то в области солнечного сплетения. Тусклый свет лампы мало что освещал и почти совсем не попадал на альбом, но Хейли нравилась эта обстановка: тихая, уютная, закрытая от посторонних глаз. Возможно, благодаря ей и рисованию она смогла отвлечься, забыв хоть ненадолго то, что словно яд разъедало ее душу.

Когда сидеть в одном положении стало невозможно, а затекшая спина и шея ежесекундно напоминали о себе легким, но неприятным покалыванием, Хейли продолжила рисовать лежа, но скоро сама не заметила, как уснула, оставив под рукой незаконченный портрет.

Глава 23

Вставая над обидой и гневом

Во сне можно забыться. Оставить все свои проблемы, сомнения и вопросы в реальности и погрузиться туда, где сознание ни над чем не властно, где собственные беспокойные мысли не тревожат душу каждую секунду, где можно стать кем-то другим.

Вот и Хейли совсем потерялась среди закоулков сновидений. Ей снилось что-то приятное. Она улыбалась, забавно морщила нос и сонно, как-то совсем по-детски стряхивала с лица щекочущие кожу пряди.

А Крис, с усмешкой на тонких губах, заметив альбом со своим портретом, молча наблюдал за ней. Сидел на краю кровати и наблюдал: за улыбкой, за каждым случайным движением губ, за каждым вздохом. Ему хотелось прикоснуться. Но он боялся, хотя сам не понимал чего. В голове лишь яркими вспышками проносились отрывки последнего разговора. Он не мог до конца понять свои чувства. Одно лишь имя брата, произнесенное Хейли, вызывало в нем ярость и вновь пробуждало те чувства, что копились в нем с того самого момента, когда он узнал, что семьи больше нет, когда понял, что старший брат не тот человек, на которого он тайно равнялся, не тот, кто всегда помогал, разбивая вдребезги стену отчуждения, созданную грубостью и равнодушием.

Он стал никем. Исчез из его жизни. И теперь его имя заменяет слово «подлец».

Вдруг его угольные брови нахмурились, Крис отвернулся от Хейли и уставился грозным взглядом куда-то в темноту, представив то, о чем запрещал себе даже думать.

Представил ее. Рядом с ним.

Его кулаки сжались сами по себе, а на лице отразилось то, что он привык скрывать глубоко внутри: отчаяние, смешанное с жалостью к себе. Он прикрыл глаза и глубоко вздохнул, пытаясь усмирить нахлынувшие чувства, как вдруг услышал тихий, сонный голос Хейли.

– Крис? – удивленно пробормотала она и, сев в кровати, протерла глаза.

За окном еще было темно, но на небе уже пробивались первые лучи солнца. Легкий розовый свет проникал в комнату и ровно ложился на согнутую, напряженную спину Криса. Хейли не видела его лица, только привычно взъерошенные волосы на затылке.

– Извини, я тебя разбудил? – не оборачиваясь, спросил ее Крис.

– Нет, – сердце начинало бешено биться. Хейли нервно сглотнула и хотела было сесть ближе к Крису, но ее ладонь легла на что-то твердое.

Альбом.

Хейли посмотрела на рисунок и заметила, что во сне случайно растерла четкую линию скул и подбородка. Да какое это сейчас имеет значение?

Отложив альбом в сторону, она все-таки села ближе.

– Крис, – негромко позвала она, осторожно коснувшись его плеча.

Он едва заметно вздрогнул, будто бы мог испугаться прикосновения Хейли.

Глаза Криса грустно блеснули в сумерках. В груди у Хейли что-то неприятно