Глава 20

Контекст и двусмысленность

Любая попытка философской классификации по категориям слов нашего языка должна показать, что невозможно разделить и ограничить несколько групп четко обозначенными рубежами. Попытайся мы разрушить взаимопереплетения смыслов и пожелай ограничить каждое слово его основным, или первоначальным, значением, нам пришлось бы искать какое-то второе значение, настолько прочно связанное со многими словами и фразами, что разрывать эти связи означало бы лишать наш язык богатства, возникающего вследствие бесконечности естественных способов адаптации.

Джон Л. Роже

20.1. Двусмысленность

Нам часто бывает трудно «выразить наши мысли», то есть обобщить наши ментальные состояния или облечь наши идеи в слова. Велик соблазн поставить это в вину двусмысленности слов, но проблема на самом деле глубже.

Сами мысли неоднозначны и двусмысленны!

Кому-то может показаться, что это невозможно. «Я думаю именно то, что думаю, иначе быть не может. И это никак не связано с моим умением или неумением точно выражать мысли». Но фраза «о чем я сейчас думаю» по своей сути неоднозначна. Если толковать ее как описание состояния всех наших агентов, она будет охватывать многое из того, что не может быть «выражено» просто потому, что это многое недоступно нашему языковому агенту. Более умеренное толкование этой фразы сведется к частичному описанию состояния некоторых высокоуровневых агентов. Но важность состояния любого агента зависит от того, насколько оно воздействует на состояния других агентов. Это значит, что для «выражения» текущего состояния ума нужно частично предвидеть последующие действия ряда агентов. К тому времени, когда получится выразить себя, наше состояние уже будет отличаться от предыдущего; сами мысли двусмысленны, и выразить их нельзя, можно лишь заменить другими мыслями.

Дело не просто в словах. Проблема в том, что наши ментальные состояния склонны изменяться. Свойства физического объекта, как правило, сохраняются при изменении контекста, а вот «значимость» мысли, идеи или парциального ментального состояния зависит от того, какие другие мысли обдумывались одновременно и от результатов конфликтов и переговоров между агентами. Нелепо проводить четкое и абсолютное разграничение «выражения» и «мышления», поскольку само по себе выражение есть активный процесс, включающий упрощение и восстановление ментальных состояний посредством вычленения из подверженного переменам контекста.

Слушатели тоже вынуждены учитывать двусмысленность. Мы понимаем фразу: «Я написал записку сестре», пускай слово «записка» может означать короткое письмо, комментарий, доклад (докладная записка) и т. д. Если все слова по отдельности являются двусмысленными, благодаря чему мы постигаем смысл предложений? Благодаря тому, что контекст любого отдельно взятого слова уточняется другими словами, а также контекстом недавнего прошлого слушателя. Мы способны терпеть двусмысленность слов, поскольку уже научились справляться с двусмысленностью мыслей.

20.2. Обсуждая двусмысленности

Многие широко употребительные слова настолько неоднозначны, что даже простые предложения возможно истолковать несколькими способами.

Астроном женился на звезде.

Вероятно, речь о кинозвезде, хотя слушатель, не исключено, на короткое время впал в замешательство, когда эта фраза прозвучала. Беда в том, что слово «звезда» связано с разными полинемами (небесное тело, кинознаменитость, предмет определенной формы). Недолгая путаница возникает вследствие того, что слово «астроном» первоначально побуждает нас толковать слово «звезда» в значении «небесное тело». Но такое «бесчеловечное» толкование провоцирует конфликт в нашем агенте, отвечающем за интерпретацию идеи брака, а в результате появляется другая, более приемлемая интерпретация фразы. Проблема усложняется, когда предложение содержит два или более неоднозначных слова.

Джон выбил два бакса.

Само по себе слово «выбивать» может относиться либо к стрельбе из оружия, либо, в американском сленге, к азартным играм. Слово «бакс» само по себе означает либо доллар, либо самца оленя[28]. В итоге наша фраза допускает минимум четыре мыслимых толкования. Два из них весьма неправдоподобны (люди редко стреляют по долларам или делают ставки на оленей). Но два других представляются возможными, так как, к сожалению, люди ставят доллары на кон и стреляют в оленей. Без дополнительных подсказок нет возможности совершить выбор между этими двумя интерпретациями. Тем не менее у нас не было бы ни малейшего сомнения в том, что «бакс» означает «доллар», имейся в контексте какой-то намек на деньги или азартные игры, в противоположность охоте, лесоводству или туристическим походам.

Как «контексты» проясняют подобные двусмысленности? «Охотничья» полинема содержала бы намек на оленя, а не на доллар, и на оружие, а не на ставки. Затем эффект «замыкания кольца» быстро уточнил бы конкретное значение фразы. Другие полинемы (например, охоты или убийства) вскоре оказались бы задействованными и совместно активировали «узнавателей» для других родственных полинем (для леса и животных). В итоге возник бы набор взаимодополняющих полинем, которые предлагали бы единую и цельную интерпретацию.

Можно было бы опасаться, что это приведет к лавинообразному эффекту, к общему возбуждению всех ментальных агентов. Такое вряд ли случится, если различные потенциальные смыслы каждого слова будут конкурировать между собой посредством объединения в группы перекрестного исключения. Затем, поскольку полинемы оленей и оружия вычленились, эти полинемы станут ослаблять и подавлять конкурирующие немы денег и азартных игр, а это в свою очередь ослабит полинемы, создающие альтернативный контекст совершения ставок. Конечный эффект окажется почти мгновенным. Всего за несколько циклов работы «кольца значений» агенты, связанные с оленями и оружием, полностью подавят своих конкурентов.

20.3. Визуальная двусмысленность

Обычно мы думаем о «двусмысленности» применительно к языку, но она столь же распространена в области зрительного восприятия. Что представляет собой структура на рисунке ниже? Ее можно воспринимать как девять отдельных кубиков, как арку, опирающуюся на две другие арки или как цельную девятикубиковую арку!

Рис. 103

Какой процесс позволяет нам считать, что эта «суперарка» состоит из трех малых арок, а не из девяти отдельных кубиков? Как, если уж на то пошло, мы опознаем в кубиках именно кубики, а не просто сочетание линий и углов? Эти «двусмысленности» обыкновенно устраняются быстро и эффективно, наши высокоуровневые агенты вообще не втягиваются в конфликты. Разумеется, иногда мы иногда воспринимаем одну и ту же структуру несколькими способами одновременно – например, как большую составную арку и как три малых арки. Но, как правило, предпочтение отдается какой-либо одной конкретной интерпретации.

Порой информация низкого уровня не способна устранить двусмысленность – как в случае с примером Оливера Селфриджа.

Рис. 104

На этом рисунке нет разницы между H и A, но все же мы воспринимаем их как разные буквы в своих контекстах. Очевидно, что «подобие», порожденное визуальными средствами, в немалой