Передающие агенты могут быть простыми строками З или запоминающими устройствами, поскольку каждый из них посылает сигналы множеству других агентов. Принимающие агенты могут быть простыми распознавателями, поскольку каждый из них активируется только определенными комбинациями соединений. Однако, по той причине, что типичный агент должен активировать других агентов и активироваться ими, ему надлежит «разветвлять» как свои входы, так и выходы. Поэтому нашу сеть можно изобразить так:

Рис. 109

Представляя агентов таким образом, мы видим, что все они могут быть просто верифицирующими (изучающими доказательства) агентами, но с разными «пороговыми» значениями. Каждый «узнаватель» может начать с соединений со множеством агентов-«посредников», а затем каким-то образом научиться распознавать определенные сигналы посредством изменения «весомости» соединений. Целесообразно ли проектировать обучаемые машины по столь простой схеме? Об этом в 1950-х годах задумывались несколько ученых, но ни один из их экспериментов не принес результатов, которые побудили бы продолжить исследования. Сравнительно недавно появилась перспективная разработка, так называемая машина Больцмана[30], напоминающая «Перцептрон» автоматической процедурой оценки «весомости» соединений, однако также обладающая способностью устранять противоречия за счет разнообразных процессов «замыкания кольца». Следующие несколько лет должны поведать нам больше о возможностях таких машин. Быть может, они станут прототипом систем памяти, способных, подобно строкам З, эффективно воспроизводить былые парциальные ментальные состояния.

Разрабатывая новые хитроумные способы сократить количество проводных соединений, большинство исследователей предлагали осуществлять соединения по случайному принципу, дабы никакой сигнал на конкретном проводе не имел значения сам по себе и являлся лишь фрагментом каждого из многих несвязанных действий. Это сулит математическое преимущество, гарантируя крайне малое число случайных взаимодействий. Однако я не в восторге от данной идеи: передающему агенту очень сложно научиться использованию возможностей принимающего агента. Подозреваю, что, постигнув разум, мы обнаружим следующее: небольшие группы линий связи действительно обладают локальным значением, ибо они являются важнейшими агентами для соседних уровней. То есть сами эти линии составляют наши микронемы!

Глава 21

Трансфреймы

21.1 Мысленные местоимения

Мы часто стараемся употреблять в речи меньше слов, чем может показаться возможным.

Видите вон тот стол? – Да.

Видите красный кубик на нем? – Да.

Отлично, тогда принесите его мне, будьте добры.

Первое личное местоимение («на нем») избавляет говорящего от необходимости повторять выражение «этот стол». Второе личное местоимение («его») делает то же самое применительно к выражению «красный кубик». Соответственно многие считают, что местоимения как таковые являются «аббревиатурами», заменой недавно произнесенных частей фразы. Но если присмотреться более тщательно, мы обнаружим, что местоимение вовсе не обязательно должно «ссылаться» на какую-либо часть ранней фразы. Например, указательное местоимение «тот» в первом предложении не подменяло другое выражение. Оно выступает для слушателя (и для читателя) своего рода призывом проявить внимание к конкретному парциальному ментальному состоянию – в данном случае, к некоей теории местоимений, каковая, по моему мнению, была активирована в сознании какими-то предшествующими предложениями. Иными словами, местоимения не обозначают объекты или слова; они репрезентируют концепции, идеи или действия, которые, по убеждению говорящего, присутствуют или происходят в уме слушателя. Но как слушатель может определить, какой именно вид деятельности подразумевается, когда есть несколько вариантов?

Помните кольцо, которое понравилось Джейн? – Да.

Вот и славно. Купите его и отдайте ей.

Откуда мы знаем, что местоимение «ей» обозначает Джейн, а местоимение «его» обозначает кольцо, а не наоборот? Можно сказать, что «ей» не относится к кольцу, поскольку грамматика обычно требует применять грамматический женский род к живым существам и объектам женского пола, будь то человек, самка животного, страна или машина. Но вот местоимение «его» мы сразу соотнесли бы с кольцом, потому что наш агент-покупатель не воспримет мысль о покупке Джейн, тогда как агент-даритель не воспримет идею подарка кольцу. Если кто-то скажет: «Купите Джейн и отдайте ее этому кольцу», указанные агенты окажутся втянутыми в конфликт, и проблема достигнет какого-то высокоуровневого агента в уме слушателя, провоцируя недоверие.

Наш язык часто использует слова, подобные местоимениям, для характеристики умственной деятельности; но это касается не только языка и распространяется на все высокоуровневые функции разума. Позже мы увидим, как оператор «Найти» выбирает кубики, а не, скажем, игрушечных жирафов, хотя Строитель всего-навсего велел ему «искать». Дело в том, что этот оператор будет обращаться к любым описаниям, доступным в текущем контексте. Поскольку он уже трудится на Строителя, его субагенты посчитают, что искать следует кубики, а не что-то еще.

Когда говорим или думаем, мы применяем подобные местоимениям «устройства» для эксплуатации любых умственных действий, которые уже начались, дабы сочетать мысли, присутствующие в уме. Однако для этого нам требуются механизмы, которые возможно использовать в качестве временных «лебедок» для захвата и перемещения активных фрагментов наших ментальных состояний. Чтобы подчеркнуть аналогию с местоимениями человеческого языка, я буду называть такие «приспособления» прономами[31]. В следующих нескольких разделах мы рассмотрим функционирование проном.

21.2. Прономы

Почему понимать предложения просто? Как мы «сжимаем» наши идеи в строки из слов, а затем извлекаем их обратно? В европейских языках предложение обычно строится вокруг глагола, характеризует какое-то действие, событие или изменение.

Джек повез Мэри по автомагистрали из Бостона в Нью-Йорк.

Когда мы слышим такую фразу, некая часть ума начинает анализировать проблемы перемещения на автомобиле.

Эти проблемы и «роли» кажутся настолько важными, что в каждом языке имеются особые словоформы и грамматические конструкции для их выражения. Откуда нам известно, кто был за рулем? Мы знаем, что это «Джек», поскольку роль «Деятель» стоит перед глаголом. Откуда известно, что использовался автомобиль? Из слова «повез», которое по умолчанию подразумевает автомобиль. Когда все произошло? В прошлом, поскольку глагол употребляется в прошедшем времени. Откуда началось и где закончилось путешествие? Мы знаем, что речь о Бостоне и Нью-Йорке соответственно, потому что первое название предваряется предлогом «из», а второе – предлогом «в». Впрочем, мы часто употребляем одни и те же предлоги для отражения различных проблем. В предложении выше предлоги «из» и «в» относятся к локациям в пространстве. Но в следующем предложении они характеризуют промежуток времени.

Он превратил жидкость из воды в вино.

Жидкость изменила свой состав по сравнению с тем, который имелся ранее. Мы употребляем предлоги наподобие «из», «от», «в» для обозначения как локаций в пространстве, космосе, так и моментов времени. Это не случайность, поскольку репрезентация пространства и времени аналогичным образом позволяет нам применять одинаковые навыки рассуждений для анализа обоих. Получается, что многие из наших грамматических «правил» воплощают в себе