– Спасибо, шейх. – Лулу чмокнула его в щеку.

– Нет. – Шейх снова взмахнул рукой. – Иди, хабибти. Танцуй.

И Лулу присоединилась к женщинам на танцполе, многие из которых по-прежнему сторонились ее. Таня была права – тетушка Сальва, похоже, никогда не забудет того, что сделала Лулу, но не все будут такими суровыми. Молодые были куда более снисходительны. Тамра, например, уже стояла всего лишь на расстоянии вытянутой руки от Лулу. Дина тоже крутилась около, хотя и избегая встречаться взглядом. Мириам не танцевала, но все равно ступила на ослепительно белую, гладкую плитку ради Лулу, и та увидела проблеск надежды. Многие годы Лулу изолировала себя на окраине общества своих же людей, затем она умудрилась настроить всех против себя с помощью нескольких оскорблений. Но даже тогда она была не настолько одинока, как думала и как боялась.

Коричневые узоры, сделанные хной, обвивали ладони Лулу до самых запястий. Она любовалась ими в свете огней во время танца. Но какими бы красивыми ни были эти узоры, Лулу они не волновали. Она больше не стояла неподвижно – она танцевала. Ей нравился этот танец, этот оглушающий ритм барабанов и невероятная скорость, с какой ее бедра двигались из стороны в сторону. Она никогда раньше не танцевала Танец Семи Вуалей, а сегодня она плясала до упаду, покуда не перестала чувствовать ноги. Но и тогда она не остановилась. Она присоединилась к Тане-жене, и ее больше не изгоняли из круга, ей даровали те же привилегии, что и остальным. В конце концов тетушка Сальва повернулась к Лулу, коротко кивнула ей и отвернулась опять. Ну, вот и все. И этого достаточно.

Лулу ушла с танцпола. Тяжело дыша, она села рядом с Резой.

– Похоже, что тебе весело, – заметил Реза, который прилетел вместе с Беном в город, чтобы посетить свадьбу и пригладить взъерошенные перышки Лулу. Все члены ее семьи понесли частичку ее наказания.

Лулу вытерла пот со лба, затем взяла со стола салфетку и промокнула ей верхнюю губу.

– Очень весело.

– Тебе всегда нравилось танцевать на таких мероприятиях. А я всегда чувствовал себя как корова на льду, – вздохнул Реза.

– Некоторые вещи не меняются, – сказала Лулу.

– Видимо, так, – согласился он.

– Где Бен? – спросила Лулу.

– В буфете, кажется, – сказал брат.

– Мама по-прежнему исправляет ситуацию?

– Брось, Лулу, – сказал Рез. – Не будь так сурова к себе.

– Кто бы говорил. – Она фыркнула.

– Я что, был так плох?

Лулу приподняла бровь.

– Хуже. Ты фактически отказался от меня с ноября.

– Черт.

Лулу поцокала языком.

– Ну-ну, Рез, не стоит так выражаться передо мной.

– Ладно тебе, Лулу. Войди в положение. Ты моя младшая сестренка. И я не идеален. Тебе не нужно относиться ко мне так, будто я идеальный. Достаточно мне этого от Бена, – Реза выдавил эти слова с трудом.

– Извини, – проговорила она.

– За что? – удивился Реза.

– За то, что думала, будто ты думаешь плохо обо мне, – ответила Лулу.

– Извинения приняты, – сказал он. – И ты тоже прости меня. Я впадаю в ступор, когда не знаю, как поступить.

Лулу рассмеялась.

– Все лучше, чем я. Я просто сбегаю.

– Все настолько плохо? – каким-то образом Реза знал. Может, потому что он всегда все знал. У него было больше интуиции, чем логики, хотя он ни за что не признался бы в этом никому. Даже Лулу. Особенно Лулу.

– Сейчас? Нет. Было намного хуже. Сейчас уже лучше, чем, например, три недели назад. По многим фронтам.

– Многим?

– У меня был план, – призналась Лулу, – но он не сработал так, как было нужно.

– На плане, как на органе, а на деле… – начал Реза.

И они закончили в унисон:

– …как на аркане!

Оба прыснули со смеху.

– Какой стыд, – сказала Лулу, переведя дыхание.

– Эй, это ты должна стыдиться. За тебя мама и баба будут извиняться следующие три года.

– Это очень скромные подсчеты. Перед тобой люди, которые еще не забыли первое разграбление Багдада, – напомнила она, – в 1258 году.

– Но ты же не уничтожала центр культуры и литературы и не сровняла город с песком. И музеи с антиквариатом не разграбила. Твоя репутация получше, чем у монголов. – Реза пожал плечами. – Но ничего не обещаю.

Лулу легонько двинула его кулаком в плечо.

– Реза. Иногда ты намного хуже Бена.

– Я всегда был хуже Бена. Просто никто этого не замечал.

– Я замечала. Тебя заметили, – сообщила она.

– Лулу. Иди танцевать. Оставь своего старшего брата в покое.

– Я пойду танцевать, но не думай, что я оставлю тебя в покое. Это дабка, так что тебе не отвертеться. Никому не отвертеться. Даже биби Хукум танцует дабку.

Лулу схватила Резу за руку и потащила за собой в круг на танцполе, где он не смог бы ошибиться, даже если бы захотел. Они танцевали хороводом, сомкнув руки. Перекрестный, шаг, перекрестный, шаг. Этот танец был танцем любви и жизни. Они танцевали – одна потная ладонь в другой – как танцевали и как завещали им их предки. Они танцевали дабку, и Реза запнулся лишь единожды. Они танцевали дабку, и Лулу смеялась и улыбалась, не только Тане-жене, но и Дине Справедливой, и Тамре Непрощающей, и Мириам Дикой. Они все танцевали дабку, и чем больше они кружились, тем легче становилось у них на сердце.

* * *

Гипотеза о древних астронавтах – это теория о том, что разумные инопланетяне посетили Землю и вступили в контакт с людьми еще в древние времена – в античности, в доисторические времена, неважно. Сторонники такой гипотезы полагают, что этот контакт повлиял на развитие человечества. Они верят, что разумные инопланетяне стали божествами во многих, если не во всех, ранних мировых религиях, поскольку первые люди приняли передовые технологии пришельцев за проявление истинной божественности. На самом деле это все бред псевдоученых с фальшивыми дипломами, которые верят, что инопланетяне построили пирамиды. Гипотеза о древних астронавтах – это настоящая вершина журналистики, научного интереса без подтверждения и расизма. И ей когда-то была посвящена целая программа на канале Истории.

Мужчины семьи Саад обожали это шоу.

Никто из них – ни Бен, ни Реза, и уж точно не Ахмед – не спал больше шести часов. Вся любовь к долгому сну досталась Лулу. Реза, Бен и Ахмед по очереди находили друг друга поздним вечером или ранним утром за просмотром повторов «Древних пришельцев». Ради этой передачи пропускался даже поход в спортзал в четыре утра. Это был ритуал. Не священный ритуал, но рожденный привычкой, а это имеет больше значения, чем ритуал, навязанный догмой.