или лекарство было мечтой многих тысяч врачей того времени, поэтому неудивительно то, что аптеки продавали самодеятельным исследователям эталонные штаммы опасных бактерий.

Также Беннет Хайд покупал у Бреклейна желатиновые оболочки. Очевидно, что он делал это с целью самостоятельного изготовления пилюль.

Аптекарь дал развёрнутые показания о приобретении Хайдом цианистого калия. Яд, фасованный по 5 гран (~0,32 грамма), покупался в два приёма в сентябре и декабре 1909 г., всего было куплено 30 гран (~1,94 грамма). Эта покупки показались настолько несуразны, что Хьюго Бреклейн, лично знавший Беннета Хайда с наилучшей стороны, усомнился в том, что тот понимает смысл того, что делает. Клерк поначалу отказался отпустить яд покупателю и позвонил владельцу аптеки по телефону. Бреклейн попросил его передать трубку Хайду и аптекарь принялся убеждать доктора не покупать яд, поскольку тот будет бесполезен в его практике. Хайд объяснил необходимость покупки яда тем, что в его шкафу завелись тараканы и он надеется их вывести такой вот сильной отравой. Бреклейн разрешил клерку отпустить запрашиваемое количество цианистого калия. При этом он особо предупредил Хайда об опасности этого вещества и соблюдения максимальных мер предосторожности при обращении с ним.

В декабре история в точности повторилась, только на этот раз Беннет Хайд собирался отравить неких бездомных собак, досаждавших ему. Когда представитель обвинения Рид уточнил у аптекаря, известны ли ему случаи использования цианистого калия для борьбы с тараканами и собаками, Бреклейн ответил отрицательно. И добавил, что существует набор высокоэффективных рецептур, позволяющий бороться с ними, не прибегая к столь опасному яду.

Аптекарь Хьюго Бреклейн явился ценным свидетелем и дал очень важные для обвинения показания.

Другой важный вопрос Рида касался того, как часто Бреклейн продавал цианистый калий врачам? Аптекарь ответил, что за 23 года работы он никогда не продавал этот яд врачам, за исключением описанных выше случаев продажи Беннету Хайду.

Нельзя не признать того, что показания аптекаря и его подчиненных произвели сильное впечатление. Тот подтекст, что обвинение желало в эти показания вложить, был понят присутствующими – Хайд явно действовал злонамеренно, покупая страшный яд в огромных дозах под нелепыми предлогами. Он имел в своём распоряжении желатиновые оболочки и мог наполнять их любым содержимым… Всё более чем понятно!

Далее обвинение вызвало доктора Эдварда Стюарта, упоминавшегося выше. По требованию окружного прокурора доктор ранее осматривал домашнюю лабораторию Беннета Хайда. В ходе осмотра он обнаружил оснащение, необходимое для культивирования бактерий и их исследований, также нашёл большое количество различных колоний болезнетворных микробов, в частности, дифтерии и разнообразных гнойных бактерий. Показания доктора Стюарта прекрасно дополняли то, что чуть ранее сообщили суду аптекарь Бреклейн и его помощники.

На следующий день обвинение вызвало для дачи показаний Томаса Своупа. Ему предстояло рассказать о том, как в ночь на 13 декабря он увидел доктора Хайда, затаптывающего нечто в снег и о том, что последовало далее. В своём месте событиям той ночи было уделено должное внимание, так что останавливаться сейчас на этом рассказе незачем. Интерес представляет довольно неожиданное впечатление, произведенное свидетелем на присутствовавших. Хотя Томас говорил бойко и складно, один из журналистов не без сарказма охарактеризовал его как «хотя и довольно приятного на вид человека, но неспособного произвести впечатление интеллектуала» (дословно: «a rather agreeable appearing young man, but without tbe faculty of impressing one as intellectual»).

Далее в качестве свидетеля обвинения допрашивался Джон Пакстон. Душеприказчик Полковника поведал об известных ему обстоятельствах жизни и смерти богатейшего человека Миссури, а также подробно осветил детали собственного участия в событиях второй половины декабря 1909 г. Пакстон являлся своего рода «силовым приводом» расследования, нацеленного против Беннета Хайда, и логично было ожидать, что защита обвиняемого в ходе перекрёстного допроса набросится на него с целью выявить несоответствия в деталях и максимально дискредитировать, но ничего подобного не произошло.

Газетная иллюстрация (апрель 1910 г.): члены семьи Логана Своупа в суде. Слева направо: Люси Ли, Томас, Марджери «Мэгги» Своуп.

Фрэнк Уолш допросил свидетеля очень спокойно и даже равнодушно. У присутствовавших в зале наверняка возник уместный вопрос: а где же та самая защита, за которую Беннет Хайд заплатил 25 тысяч долларов?! Пока судебный процесс шёл совершенно ровно и даже вяло, обвинение полностью продвигало свою трактовку событий, не встречая никакого сопротивления защиты. А ведь минули уже 10 заседаний суда, на которых велось рассмотрения дела по существу!

Единственный вопрос Пакстону, который с некоторыми оговорками можно было бы назвать «острым», касался оплаты его хлопот, связанных с поездкой в Чикаго. Пакстон не стал кривляться и честно признал, что за эту поездку и привлечение к сотрудничеству доктором Хейнса и Хектоена получил от миссис Логан Своуп (то есть «Мэгги») 5 тыс.$. Тем самым он подтвердил, что фактически перешёл в услужение наследнице, точнее, одной из наследниц Полковника Своупа.

На следующий день – 30 апреля – утреннее заседание было отложено ввиду вызова одного из членов жюри присяжных, некоего Уилльяма Биба (William Beebe), к жене в больницу. Судья заявил, что намерен пока что не заменять Биба резервным присяжным, в надежде на то, что Биб вернётся с исполнению своих обязанностей в суде. По возвращению из больницы Уилльям заявил, что его семейные проблемы решены и более по его вине суд задерживаться не будет.

После возобновления процесса обвинение вызвало для дачи показаний Леонору Копридж (Leonora Copridge), чернокожую служанку в резиденции Логана. Леонора имела возможность наблюдать за тем, как один за другим заболевали брюшным тифом члены семьи Логана Своупа, а затем и сама заболела этой болезнью. Именно для рассказа об этих событиях обвинение и вызвало её в суд. Однако тут защита впервые показала свою осведомленность и умение перевести дискурс в нужное ей [защите] русло. Отвечая на чёткие вопросы Фрэнка Уолша, служанка сначала признала, что её родная сестра Кэрри (Carrie) перенесла тиф ещё весной 1909 г. Затем Копридж признала, что хотя её представили суду как служанку, она в действительности исполняла обязанности повара, то есть имела доступ к продуктам, воде и вообще напиткам. Но самое интересное заключалось в том, что после появления у Леоноры Копридж симптомов тифа вместо неё на кухне стала работать её мать! И так продолжалась 3 дня! То есть женщина, контактировавшая с болевшей тифом дочерью на протяжении 3 дней приходила к Своупам, чтобы готовить им пищу!

Получалась интересная картина: тифозный больной – а скрытый период брюшного тифа длится от 3 до 7 дней! – сначала работал на кухне, а затем его сменило лицо, остававшееся с ним в контакте. Это было, конечно же, против всех правил борьбы с заразными болезнями и уместные вопросы о компетентности возникали как к доктору Твайману, так и медсёстрам, которых он рекомендовал для работы с семьёй Логана Своупа.

После того, как Леонора Копридж покинула место свидетеля, его занял доктор Фрэнк Холл. Его основные показания и ответы на вопросы прокурора полностью укладывались в канву, заданную обвинительным заключением. Никто не ждал сюрпризов, но тем неожиданнее они оказались! Как несложно догадаться, сюрпризы оказались связаны с допросом главного защитника обвиняемого. Адвокат Фрэнк Уолш развернулся по-настоящему и все в зале поняли, что именно теперь-то процесс и начинается.

Прежде всего, Уолш спросил доктора, что тот думает о распространении тифа среди обитателей резиденции Логана и врач ответил полностью в духе обвинения: «Эпидемия в доме Своупов больше походила на научный эксперимент, чем на естественную инфекцию, и я говорил об этом миссис Своуп.» (дословно: «The epidemic In the Swope home resembled a scientific experiment rather than a natural infection and I told mrs. Swope so.») То есть,