назвать «по меньшей мере 10 серьёзных нарушений» процедуры вскрытия, допущенных Хектоеном во время эксгумации трупа Полковника Своупа.

В этом месте Хектоен снова крепко задумался. Что интересно, он не стал требовать от адвоката того, чтобы тот перечислил те самые «10 серьёзных нарушений», о которых говорил. Это нежелание хорошо понятно – Хектоен понимал, что будучи озвученными они попадут в стенограмму судебного заседания и останутся там навечно, что для его научной карьеры крайне нежелательно! Примечательно и другое – Хектоен не стал возмущаться обвинением в свой адрес и отрицать то, о чём говорил Уолш, а это означало, что эксперт обвинения прекрасно понял что именно имел в виду Уолш. А значит и согласился с тем, что нарушения правил проведения вскрытия действительно имели место!

Это был, конечно же, фурор… ну, или хороший нокдаун, если пользоваться боксёрской терминологией… или удар на «вазари», если пользоваться терминологией, принятой в каратэ. Обдумав заданный вопрос, Людвиг Хектоен ответил довольно двусмысленно и крайне неудачно. Он сказал, что его учебники в какой-то мере устарели и он, получивший в последние годы большой практический опыт, хорошо знает какие отклонения от существующего порядка вскрытия допустимы. Дескать, я, как признанный всеми специалист в этой области, сам могу решить, что является нарушением, а что – нет!

Уолш усилил напор. Он спросил, почему проводилось вскрытие замороженных трупов [Полковника Своупа и Крисмана Своупа], ведь подобное прямо запрещается всеми наставлениями по судебной медицине? Хектоен снова ответил неудачно, заявив, что он наблюдал лично состояние тел и сам мог решить допустимо вскрытие или нет. Уолш указал на то, что для ускорения оттаивания трупа Полковника Своупа в него вливали кипяток! Какое может быть судебно-химическое исследование органов, если они попадают в кипяток?!

Тут Хектоен сообразил, что его буквально топчут на глазах огромной аудитории. Он выпрямился в своём кресле и, гневно сверкнув очами, заявил, что вливание кипятка – это ложь! На что Уолш моментально парировал, сказав, что вливание кипятка зафиксировано протоколом вскрытия и этот протокол можно зачитать немедленно в зале суда.

Свидетель обвинения, крупный специалист и автор учебников явно не хотел, чтобы в суде звучало лишнее [не забываем про стенограмму!] и потому не стал настаивать на чтении опасного документа. Хектоен прекрасно понимал, что Уолш говорит правду, но собственное возражение дезавуировать Хектоен тоже не мог. Подумав немного, свидетель сообщил суду, что вливание кипятка в разрезанный труп он «просто не помнит».

Уолш, фиксируя чистую победу, напомнил про извлечение из трупа замороженного мозга Полковника и его повреждение во время этих манипуляций. Поскольку Людвиг Хектоен промолчал, адвокат Уолш задал уточняющий вопрос, действительно ли в его учебниках по судебной медицине содержится прямой запрет на работу с замороженным мозгом, поскольку причиненные ему [мозгу] повреждения могут оказаться фатальными для экспертизы? Свидетель обвинения ответил утвердительно. И тогда адвокат задал свой последний вопрос, похожий более на констатацию фактов, нежели вопрос в строгом понимании этого слова: как можно говорить о нормальном состоянии мозга Полковника, если вы сами нарушили собственные правила работы с ним?

Мы можем не сомневаться в том, что Хектоен покинул место свидетеля с большим облегчением. Наверняка, в его долгой жизни было совсем немного допросов, сравнимых по эмоциональному напряжению и массе неприятных разоблачений с тем, которому уважаемый судебный медик подвергся в суде в Канзас-сити в тот майский день!

После него свидетельское место занял доктор Уолтер Хейнс. Он рассказал об исследовании рвотной массы Маргарет Своуп и признал, что сначала не обнаружил в ней стрихнин. Лишь после того, как к нему присоединился доктор Виктор Вог и исследование было повторено с самого начала, нужный результат был получен. Хейнс особо уточнил, что рвотная масса проверялась также на наличие цианидов, но их следов не было найдено.

Эксперт признал, что симптоматику, очень похожую на отравление стрихнином, может дать уремическая токсикация (uraemia poisoning), возникающая при запущенных заболеваниях почек.

Разумеется, все ожидали жёсткого допроса свидетеля адвокатом Уолшем, но… главный защитник в очередной раз удивил присутствовавших, совершенно формальными вопросами. Из дальнейшего хода событий стало ясно, что это был хорошо продуманный ход, но в ту минуту безразличие к важному – если не сказать, важнейшему! – свидетелю обвинения многим показалось странным и необъяснимым.

В 16 часов 4 мая – свидетельское место занял доктор Виктор Вог, последний свидетель обвинения из числа научных специалистов. Свидетель говорил обстоятельно, даже велеречиво, входил в многочисленные детали и в целом выглядел очень убедительно. Его показания, вкупе с прозвучавшими ранее показаниями доктора Уолтера Хейнса, могли бы стать мощным боеприпасом в боекомплекте обвинения, если бы только адвокат Фрэнк Уолш не «смазал» всё произведенное свидетелем впечатление.

Приступив к допросу, адвокат сначала вынудил доктора признать, что тот получил печень Полковника Своупа в пастообразном виде, причём она уже была покрыта плесенью. На вопрос почему доктор принял в работу биологический образец не в естественному его виде, а после предварительной «обработки» в неизвестном месте неизвестным специалистом, Уолш ответа не получил, доктор лишь неопределенно высказался в том смысле, что измельчение органов представляют собой общепринятую практику работы с ними.

Развивая свою мысль мысль, адвокат сделал любопытный [хотя и вполне оправданный] вывод, который в общем можно выразить следующим образом: с печенью работали врачи, нанятые Пакстоном, они находили в печени яд, но это происходило уже после измельчения печения, при этом никто из независимых врачей не имел доступ к образцам печени до её измельчения. Строго говоря, органы, извлеченные из тел Полковника Своупа и его племянника вообще не видел никто из незаинтересованных специалистов!

Фактически это было обвинение в фальсификации экспертизы, то есть в том, что доктор Хейнс умышленно измельчил печень по пастообразного состояния, чтобы подмешать яд, которого изначально там не было. Ведь если печень не будет измельчена, то яд невозможно будет равномерно распределить по всем частям мёртвого органа. Можно сделать инъекцию раствора с ядом, но введенный препарат окажется локализован в сравнительно части органа, а кроме того, на нём останется хорошо различимый след укола, происхождение которого невозможно будет объяснить.

После довольно продолжительного монолога, посвященного печени и стрихнину, адвокат Уолш неожиданно перескочил на другую тему и спросил свидетеля, о том, можно ли поклясться, что цианистый калий действительно содержался во внутренних органах и до 3 марта? Доктор Вог явно был готов к ораторским приёмам адвоката и, не моргнув глазом без малейшей задержки ответил утвердительно. Адвокат Уолш, услыхав такой ответ, мрачно хмыкнул и заявил, что не уверен в этом.

Это было новое обвинение в фальсификации экспертизы, теперь уже в той её части, которая касалась обнаружения цианистого калия. Нельзя не признать того, что проделано это было довольно изящно, прямого обвинения в адрес доктора Хейнса адвокат не выдвинул, а лишь высказался о собственной «неуверенности». А ведь неуверенным может быть каждый, правда? Кроме того, стало понятно, почему защита допрашивала Хейнса очень вяло и без интереса – главный удар по судебно-химическим экспертизам предстояло нанести именно во время допроса доктора Вога! Можно сказать так: Фрэнк Уолш умышленно уклонился от жёсткого допроса доктора Хейнса, понимая, что не сможет доказать фальсификацию в «лобовой атаке», но он нашёл возможность сказать об этом опосредованно при допросе Виктора Вога. Причём проделал это в ненаказуемой форме… Что и говорить, Фрэнк Уолш оказался очень ловок!

Закрепляя произведенное впечатление – явно положительное для подзащитного – адвокат стал уточнять, почему об отравлении циановым соединением заговорили лишь в марте, а не в январе и феврале, когда внутренние органы исследовал Уолтер Хейнс и когда результаты этих исследоdаний докладывались коронерскому жюри и Большому жюри. Тут свидетель неосторожно возразил, будто об отравлении цианидом Крисманf Своупа и Полковника Своупа Большому жюри докладывал прокурор Рид [из Департамента юстиции штата], но адвокат возразил. Возник спор и Уолш предложил установить истину, сверившись со стенограммой заседаний Большого жюри.

А далее