противостояние обвинения и защиты примет такой яростный, буквально остервенелый характер, никто и предположить не мог! Самое смешное заключалось в том, что попытка прокуратуры не позволить свидетелю ответить на поставленный Уолшем вопрос оказалась бессмысленной – ответ стал понятен по той нервной реакции, что продемонстрировал окружной прокурор.

Заседание 2 мая началось с того, что судья Лэтшоу заявил о достаточном понимании ситуации, сложившейся вокруг исследований внутренних органов в другой юрисдикции. Претензии к передаче улик на изучение специалистами, проживающими в других частях страны, представляются беспочвенными и суд склонен поддержать возражение стороны обвинения относительно допустимости запроса защиты, в котором та пожелала получить объяснения отказа допуска независимых экспертов для исследования биологических образцов. Поясняя эту мысль, судья заявил, что до 1 марта защита доктора Хайда через суд не запрашивала Людвига Хетоена о результатах его работы и не обращалась в суд с предложением назначить комиссию для исследования извлеченных при эксгумации органов. Ну а коли так, то какие могут быть претензии к тому, что Людвиг Хектоен не передал биологические образцы представителям защиты?

Это было довольно лукавое объяснение, ничего толком не объяснявшее. Ведь находившийся на территории другого штата Людвиг Хектоен был неподсуден суду в Миссури! Более того, именно передача важнейших улик должностному лицу, исполнявшему обязанности в другой юрисдикции, и послужила причиной возмущения Фрэнка Уолша. Но судья Лэтшоу сделал вид, будто не понял истинной причины конфликта, а адвокат, по-видимому, не очень-то этому и удивился.

Фрэнк Уолш явно был готов к тому, что судья полностью примет сторону обвинения, и выслушав малопонятную и путанную сентенцию Лэтшоу, пропустил услышанное мимо ушей. Иначе говоря, он никак на заключение судьи не отреагировал.

Лэтшоу заявил, что суд возвращается к допросу свидетелей обвинения и прокурор поспешил сообщить, что таковых осталось всего 3 человека – доктора Хейнс и Вог, а также миссис Марджери Логан Своуп («Мэгги»). Кроме них надлежало закончить допрос доктора Людвига Хектоена, прерванный накануне. Понятно, что после событий предшествующего дня все присутствовавшие ждали появления коронера округа Кук с нетерпением.

Адвокат обвиняемого Фрэнк Уолш начал допрос прямо с того места, на чём был остановлен накануне – с отказа Хектоена предоставить биологические материалы для независимого исследования 1 марта. Накануне Хектоен ответ не дал – его перебил прокурор, теперь же прокурор молчал. Подумав весьма продолжительное время – а теперь Людвиг Хектоен стал очень задумчив – он подтвердил, что действительно отказался взаимодействовать с обратившимися к нему врачами, поскольку их правовой статус был ему непонятен.

Тогда Уолш напомнил свидетелю о том, что это был отнюдь не единственный отказ такого рода. Через 3 с лишком недели – 26 марта – в офис коронера явился адвокат Джон МакГарди (John P.McGurdy), официально представлявший интересы Беннета Хайда. МакГарди потребовал выдать ему органы Полковника Своупа и Крисмана Своупа для независимого исследования. Более того, с таким же точно требованием адвокат МакГарди обращался к доктору Хейнсу и в обоих случаях получил отказ. Уолш поинтересовался, имели ли место эти события в действительности? После очередной продолжительной паузы Людвиг Хектоен признал, что Джону МакГарди действительно было отказано в выдаче органов, но произошло это вовсе не потому, что Хектоен и Хейнс боялись независимого исследования, а оттого, что к тому времени все биологические образцы уже находились на территории штата Миссури.

Далее адвокат попросил свидетеля подтвердить или опровергнуть утверждение, согласно которому доктор Хектоен лично препятствовал передаче защите доктора Хайда материалов судебно-медицинского вскрытия трупов Полковника Своупа и Крисмана Своупа, а также судебно-химических экспертиз их органов, изъятых при эксгумации. И снова после большой паузы доктор Людвиг Хектоен признал, что настаивал на таком запрете.

В глазах присяжных – как, впрочем, и рядовых зрителей! – всё это выглядело не очень хорошо, но далее разоблачительный градус лишь повысился.

Фрэнк Уолш поинтересовался, действительно ли Людвиг Хектоен «примерно за месяц до начала этого суда» (дословно «about a month before this trial began») написал прокурору Конклину письмо, в котором сообщил, что перспективы обнаружения цианида выглядят неплохо. Хектоен с ответом явно заколебался, но понял, что Уолш хорошо осведомлён о том, о чём спрашивает – то есть, попросту говоря, он знает правильный ответ! – а потому лгать под присягой себе дороже. И признал, что такое письмо действительно было написано. Это был очень важный ответ – тем самым один из важнейших экспертов обвинения признавал, что до марта 1910 г. цианид вообще не искали и отравление цианидом не подозревали.

Затем Уолш сообщил, что ему известно о том, что прокурор Конклин отправлял доктору Хейнсу письмо, в котором гарантировалось получение дополнительных средств, если в том возникнет потребность. Написание такого письма фактически указывало на плохо замаскированный подкуп эксперта. Услыхав слова адвоката Людвиг Хектоен поспешно воскликнул: «Такого не было!» (дословно: «There was not!») И эта торопливость так контрастировала с прежней задумчивостью свидетеля!

Для нас же сейчас интересно то, что в этом месте Фрэнк Уолш продемонстрировал любопытную и притом очень эффективную речевую стратегию. Во-первых, вся эта реприза про письмо не являлась вопросом и не требовала формального ответа, а потому на месте Хектоена разумнее было бы просто промолчать. Во-вторых, адвокат говорил о действиях других людей, никак не относящихся к самому Хектоену, то есть свидетель мог ничего об этом письме не знать, даже если оно и было написано. Лаконичный нейтральный ответ, вроде «мне об этом ничего неизвестно», выглядел бы куда убедительнее полного отрицания. В-третьих, слова адвоката, если только они действительно являлись ложью, должны были спровоцировать протест обвинения, ведь именно сторона обвинения фактически подозревалась в подкупе эксперта! Вместо этого сотрудники прокуратуры промолчали…

То есть Уолш очень ловко набросил на противную сторону тень подозрения, а неудачный и нервный ответ доктора Хектоена укрепил свидетелей этой сцены в уверенности, что адвокат знает о чём говорит и такое письмо прокурор действительно написал. И выглядело это крайне некрасиво!

Если можно сравнить перекрёстный допрос с боксёрским поединком, то адвокат бил противника очень крепко, а тот раз за разом пропускал его удары. Даже если бы Уолш удовлетворился достигнутым результатом и на этом остановился, то с полным правом день этот можно было назвать успешным, но в действительности Фрэнк Уолш только подходил к кульминации своей атаки. Он стал задавать Людвигу Хектоену вопросы о состоянии мозга Полковника Своупа, который, напомним, был грубо повреждён экспертом во время эксгумации. А повреждение мозга автоматически ставило под сомнение справедливость утверждения о невозможности смерти Полковника Своупа от апоплексического удара.

Понимая к чему клонится дело, помощник прокурора Этвуд решил прийти на помощь свидетелю и, поднявшись со своего места, громогласно потребовал прекратить обсуждение излишних анатомических деталей. Адвокат здраво возразил на это, сказав, что подобные детали никак не могут считаться излишними, поскольку способны в корне изменить трактовку событий, предложенную стороной обвинения. Но тут на помощь обвинению пришёл на помощь [в который уже раз!] судья Лэтшоу. Он остановил допрос Хектоена со словами: «Здесь и сейчас мы не рассматриваем дело по правилам упаковочной компании» (дословно: «Here, here,» said tne court, striking the bench, «we’re not trying this case on packing house rules.»)

Адвокат подчинился требованию судьи и о состоянии мозга более не спрашивал, но свидетелю стало от этого ненамного легче. Уолш поинтересовался, действительно ли по учебнику Хектоена, изданному в 1890 г. и переизданному в 1907 г. обучаются будущие судебные медики? Тут бы свидетелю и напрячься, ответить неопределенно и скромно, ибо скромность в суде, как известно, украшает даже самых безобразных преступников. Но свидетель обвинения об этом не подумал, он лишь важно кивнул, явно не подозревая, какая ему после этого прилетит «плюха».

Уолш, получив ожидаемый ответ, тут же задал новый вопрос: почему уважаемый автор учебных пособий не следует тем правил, которые декларирует в собственных учебниках? И после выразительной паузы продолжил, заявив, что может