Джесс развел руками.

– Ну что? Нас ликвидируют.

– Кто? – спросил я.

– Примерно шестьдесят лет назад, – сказал Джесс, – в пятидесятых, множество людей клялись, что видели в воздухе летающие тарелки. В последнее время эти слухи поутихли. Подозреваю, кто-то – к примеру, марсиане или венерианцы, а скорее всего, даже некто с планеты вне нашей Солнечной системы, – построили в Пассейке фабрику. А возможно, и не одну: где-нибудь в Ленинграде, Нанкине и других местах. И теперь подталкивают нас к самоубийству.

– Зачем им это понадобилось? – спросил Бай.

– Земля в масштабах галактики, – ответил Джесс, – довольно недурной кусок недвижимости, с водопроводом, центральным отоплением, чистым воздухом… Вот венерианцы и построили здесь свои фабрики, предоставив жертвам самим оплачивать развитие производства, и теперь ждут, пока те сделают за них работу. Пройдет век или даже меньше, инопланетяне вернутся и завладеют всем, а прежние жители исчезнут навсегда. Просто, эффективно и дешево. Не сравнить с вооруженным вторжением.

– Если нас уничтожают, то почему тогда бездействует правительство? – возразил Марв.

Все посмотрели на Лайджа. До этого времени он не проронил ни слова.

– Допустим, все так и обстоит на самом деле – нас хотят завоевать, – спокойно изрек Лайдж. – Что в таком случае может поделать правительство? Марв, предположим, кто-нибудь из правительства тебе скажет, будто Кэнди – оружие завоевателей. Ты либо рассмеешься таким людям в лицо, либо разозлишься и в следующий раз проголосуешь за тех, кто не настолько туп. А если тебе прикажут с ней разойтись? Не видать им больше Вашингтона как своих ушей.

– Это точно… – живо откликнулся Марв.

– И вот еще, – продолжил Лайдж. – Давайте представим, что будет, запрети правительство фабрике в Пассейке выпускать девушек, подобных Кэнди, Ким, Чу-Чу, Даллас, Эйприл и Трейси. Девяносто девять шансов против одного, что на Венеру тотчас прилетит сообщение: план номер один не сработал, действуем по плану номер два. А он может оказаться куда кровопролитнее. Не хотел бы я связываться с расой, постигшей науку изготовления женщин – ей-богу, они настоящие, только рожать не могут! – и настолько хорошо осведомленной о моих запросах, что это позволило ей создать Ким.

Мы молчали, пытаясь привыкнуть к мысли, возражений больше не осталось. Умом мы все понимали, но думать о том, что нас ждет, было невыносимо.

– Постой-ка, Лайдж, – прервал паузу Бай, – ты говоришь слишком уверенно для человека, который всего-навсего строит предположения…

– А куда деваться, – пожал тот плечами. – Я сказал правду. Наверное, мне следовало молчать, но правительству давно известно об этой проблеме. Может, вы, парни, найдете ответ, что делать. У нас не получается. Если все выплывет наружу, начнется такая паника, что венерианцы передумают ждать сто лет.

– Не расстанусь с Кэнди! – выпалил Марв. – Какая разница, кто она, – меня в ней все устраивает! А если кто-нибудь придет ее отнять, пусть захватит с собой оружие и подмогу.

– Нам понятны твои чувства, – сказал Джесс, – потому что с нами сейчас творится то же самое.

Все закивали, и он продолжил:

– Однако ничего не поделаешь, мы должны принести настоящую жертву. Мы сейчас как солдаты, а солдатам приходится испытывать лишения.

Мы мрачно согласились. Тот фулл-хаус я так и не разыграл.

Мы все-таки победили. Если в следующем столетии сюда явятся венерианцы, их ждет неприятный сюрприз.

Жизнь теперь у нас совсем другая. Возьмем, к примеру, вчерашний день. Я запер банк, в котором уже занимаю пост президента, и прошел пешком несколько кварталов до небольшого коттеджа, обнесенного белой изгородью. Из дома высыпали дети: Кит (5 лет), Кевин (4 года), Лори (3 года), Линда (2 года) и Карл (1 год). Они накинулись на меня, будто муравьи на крошку хлеба, ухватились за ноги, повисли на руках.

– Папочка, папочка, папочка! – галдели все, кроме Карла, который пока не говорит, зато липнет к тебе не хуже остальных.

Волоча малышей ко входу, я ощущал себя вполовину моложе своих сорока четырех лет. На крыльце я по одному оторвал их от себя, потрепал каждого по щечке и шлепнул по попке.

– Значит, решил уделить несколько минут семье? – злобно буркнула Джейн.

Я что-то проворчал в ответ и клюнул ее в потную щеку. Она стояла у плиты – готовила ужин на всю ораву.

– Ты точно можешь провести время с нами? – язвительно продолжала жена. – Мы ни в коем случае не хотели бы лишать кого бы то ни было твоего общества.

Я молча прошел в комнату и уселся в любимое кресло. Лучше не отвечать. Джейн опять располнела: она на девятом месяце – беременные, они все вредные. И в обычное-то время неприятные, а с животом еще хуже. Вижу ведь, что рада мне.

– Бог знает, – брюзжала она, – вроде мы в тебе и не нуждаемся вовсе. Если хочешь, можешь встать и уйти.

– Хорошо, дорогая, – кротко сказал я, прекрасно понимая, что пока лучше сидеть на месте.

– Ты оплачиваешь счета, – кипятилась Джейн, размахивая ложкой, – и поэтому возомнил себя здесь хозяином. Так вот что я тебе скажу…

Понимаете? Венерианцы допустили большую ошибку: они забыли, что в человеческой паре женщина моногамна, а мужчина полигамен.

Вынести Джейн мне вполне по силам. В какой-то степени даже бодрит. Всего одна ночь в неделю. Как только мне надоест, я могу встать и уйти сию же минуту. Встать и уйти домой, к Эйприл.

– Мудрость, – сказал однажды Малачи Джонс, – не дочь разума, мудрость – дитя опыта. Некоторые называют ее здравым смыслом.

Табличка на двери гласила:

ЛУННЫЕ ВЛАСТИТЕЛИ

Мы страхуем всё!

Молодая посетительница приняла эти слова буквально. Ренд Риджуэй откинулся на спинку стула и присвистнул.

– Сто миллионов долларов!

Проницательный взгляд темных глаз, брошенный на него собеседницей, мог означать что угодно. Что же до Малачи Джонса, сидевшего за столом против нее, то он отнесся к происходящему весьма хладнокровно.

– Сумма большая, Ренд, но не невозможная. Разумеется, в зависимости от ценности того, что нужно застраховать.

– Застраховать нужно жизнь, – сказала девушка.

– Хм-м-м, – скептически хмыкнул Малачи. – Чью жизнь?

– Этого я не могу сообщить, – поспешила она ответить.

Взгляду Малачи определение «проницательный» не подходило. Он был скорее наивным и простодушным. Сейчас его честные синие глаза озадаченно смотрели на красивую до умопомрачения девушку с лицом цвета сливок на фоне черного кофе.

– Мисс… – заговорил было Малачи и осекся.

Девушка бесстрастным взглядом наблюдала, как слово, мучительно дрожа, повисело в воздухе и обессиленно плюхнулось на пол.