– Успокойтесь, Ренд, – рассеянно отмахнулся Малачи из глубин мягкого, удобного кресла. – Откуда вам знать?

Ренд склонился к низкорослому страховому агенту и с жаром продолжил:

– Говорю вам, это интуитивное. Как только она вошла, во мне все съежилось, а я ведь даже еще не знал, кто она. В ней было нечто такое… Сверхчеловеческая уверенность, будто она и ее раса наследники Вселенной. И они об этом в курсе.

– Так-так, Ренд. Расскажите-ка поподробнее, что там у вас съежилось, – добродушно усмехнулся Малачи.

– Смейтесь, смейтесь! – обиделся Ренд. – Но́ситесь со своим здравым смыслом, больше ничего не желаете знать. Только Вселенной правит интеллект. Это он дал человеку возможность сперва завоевать Землю, а затем и галактику. Это он позволил ему смести со своего пути все, что представляло опасность и доставляло неудобства – от хищников до комнатных мух, – оставив лишь тех, которые требуются для исследований. А еще больший интеллект в конце концов одержит победу над человеком.

– Не надо его переоценивать, – мягко заметил Малачи.

– Переоценивать! Не надо его недооценивать! Интеллект – единственное, что отличает человека от остальных существ. Единственное, что делает его великим. Единственное, что способно его усмирить. А вы говорите «не переоценивай интеллект»!

– Правильно, – произнес Малачи.

– Увидев ее, я почувствовал себя так, как, наверное, при первой встрече с человеком чувствовал бы себя лев, король джунглей: ошарашенным, испуганным, уже поверженным. Хотелось схватить ее и растерзать на кусочки, пока она не напустила на меня свои колдовские чары. Мой разум будто превратился в ничто, оставалось только использовать грубую силу, чтобы одержать верх над этой живой угрозой, пока она не одержала верх надо мной.

– Ну и ну! – Малачи в изумлении раскрыл глаза.

– Можете сколько угодно говорить о толерантности и здравом смысле. Их оружие куда сильнее. Оно поражает корни человеческого существования. Если Они победят, человек исчезнет как вид. Повторит путь хищников или комнатных мух. Потому что ценят Они нас ничуть не выше. Человек должен уступить дорогу тому, кто лучше, кто умнее… сверхчеловеку. Возможно, кое-кого из нас и оставят. Для опытов. Остальные умрут – либо потому, что Они нас уничтожат, либо от фатального комплекса собственной неполноценности.

– Хм-м-м, – протянул Малачи. – Не знал, что этот комплекс несовместим с жизнью.

Красивое лицо Ренда посуровело и стало напряженным. Понизив голос, он заговорил решительно и взволнованно:

– Она ведет речь о будущем ее расы. Точно вам говорю, Малачи, от этого зависит, выживем ли мы.

Малачи надолго задумался.

– Опять начитался, – наконец заключил он.

Лицо Ренда разочарованно вытянулось.

– И что с того? – с вызовом признался он.

– Приключенческой беллетристики?

– Да, – буркнул Ренд. – Но это не значит, что я несу чепуху.

– Здравый смысл, – бодро откликнулся Малачи, – говорит, что беллетристика предназначена для развлечения, а вовсе не для руководства к действию. А приключенческой беллетристике не хватает только одного.

– Чего же? – осведомился Ренд.

– Здравого смысла, – отрезал Малачи и вновь уткнулся в путеводитель.

Ренд между тем угрюмо буравил невидящим взглядом видеопанель на стене салона с восхитительной Новой Землей, постепенно увеличивающейся в размерах.

– Послушайте-ка, – сказал Малачи, облизывая губы. – «Новая Земля известна множеством отменных заведений общественного питания. Особенно рекомендуются к посещению: гриль-бар «Межзвездный» с галактическим шведским столом (изысканными блюдами из многих миров), кафетерий «Старая Земля», где подают вкуснейшие салаты (хрустящую зелень, которая больше не растет ни на одной из обитаемых планет), кафе «У астронавта»…

– Малачи! – взревел Ренд. – Как вы можете думать о еде, когда раса под угрозой вымирания?

– Здравый смысл подсказывает, – совершенно серьезно изрек Малачи, – что настоящей опасности исчезновения раса подвергнется в том случае, если не будет думать о еде. К тому же, раз уж мне предстоит повторить судьбу хищников, я бы предпочел прежде наесться вдоволь.

Он откинулся на спинку кресла, скрестил на груди руки, закрыл глаза и погрузился в размышления о диковинных или знакомых всем яствах из прошлого и будущего, каждое из которых было великолепно приготовлено.

– Смейтесь, – невесело ухмыльнулся Ренд. – Шутите. Развлекайтесь. У вас хорошо получается. Вы, Малачи, предатель человеческой расы.

Малачи открыл глаза.

– Здравый смысл… – начал он.

– Здравый смысл! – передразнил Ренд. – Может, ваш здравый смысл подскажет, откуда у девчонки двадцать пять миллионов долларов?

Малачи не отвечал.

– И если мутантов вообще можно отличить от остальных, – не унимался Ренд, – каким образом вы собираетесь предотвратить их уничтожение и получить страховую премию?

Рот Малачи оставался плотно закрытым, как и глаза.

– Если они не опасны, то почему люди на Новой Земле настроены их уничтожить?

Малачи, судя по всему, уснул.

– Если их невозможно распознать, то как предотвратить их распространение по галактике?

Малачи не шевелился.

– И как, – взревел Ренд, – с учетом их сверхмощного интеллекта и неизвестных, неисследованных способностей, помешать им захватить власть во Вселенной?

Малачи вновь открыл глаза.

– Запомните, Ренд, – мягко произнес он, – она пришла ко мне.

С погружением гигантского корабля в атмосферу Новой Земли едва уловимое и не поддающееся точному определению напряжение охватило пассажиров, сидящих в салоне в обнимку со своей ручной кладью, и заставило подозрительно вглядываться в лица соседей. Проявлялось оно по-разному. В одном углу у мужчины начался нервный тик. Какая-то женщина вступила в яростную перепалку с членом экипажа. Где-то, пронзительно крича, ребенок звал мать.

Их собрали, чтобы дать последние инструкции по процедуре выхода из корабля и получения багажа, пересчитали по головам, а теперь старший стюард шпарил заготовленную речь, которую почти никто не слушал. До посадки оставалось не больше двадцати минут.

Внезапно реактивные двигатели фыркнули и замолкли. Мягкая вибрация, пронизывавшая корабль несколько недель полета, утихла. Как утихла и толпа в салоне, ошеломленная внезапным смертным приговором, не подлежащим обжалованию. Заглушенные двигатели не заведутся снова за те несколько минут, которые остались до падения корабля на бетонную посадочную площадку. Почти все пассажиры моментально осознали бесповоротность гибели, а тугодумы догадались об этом по застывшей в глазах соседей панике.

За секунду до того, как ледяной затор прорвало, Малачи уловил шевеление у двери, а затем весь ужас толпы пробило наружу. По-звериному выла женщина, всхлипывала девочка, какой-то мужчина тихо, с размеренной серьезностью ругался матом; уж лучше бы он буйствовал.