Не знаю, сколько я лежала так в тишине. Вдруг кто-то легонько похлопал меня по плечу и хриплый мужской голос, которого я никогда не слышала, произнес:

– Жоси.

Испугавшись, я едва не вскрикнула, но чья-то ладонь крепко зажала мне рот.

– Это я, – прозвучал шепот у самого моего уха.

Я сумела повернуть голову и увидела рядом мужчину с бородой до глаз, одетого в монгольский халат и войлочную шапку. Одна его рука лежала у меня на плече, в то время как вторая зажимала мне рот. Я в страхе подумала: неужели кто-то осмелился безобразничать прямо в лагере императора? А затем изо всех сил принялась вырываться.

Человек бросил на меня беспомощный взгляд, намереваясь что-то сказать. Его глаза вдруг показались мне безумно знакомыми. Машинально перестав сопротивляться, я пригляделась повнимательнее и обомлела. Это был четырнадцатый принц!

Поняв по моему лицу, что я узнала его, четырнадцатый принц осклабился и убрал руку, которой зажимал мне рот.

Я рывком повернулась, вскочила на ноги и бросилась к пологу, заменявшему шатру дверь. Выглянув наружу и оглядевшись по сторонам, я так же быстро кинулась обратно, а затем обвела шатер взглядом и потянула принца за ширму.

Лишь когда мы сели рядышком, я немного успокоилась. Четырнадцатому принцу было все нипочем – хотя его рот почти целиком скрыла борода и невозможно было понять, улыбается он или нет, но это было видно по его глазам. Стараясь, чтобы мой голос звучал как можно тише, я сказала:

– Ты с ума сошел? Нарушил высочайший указ! Его Величество велел тебе оставаться в столице, а ты осмелился поехать следом! Разве ты не боишься гнева императора?

Принц тихо засмеялся, даже не собираясь отвечать мне.

– И почему ты не остался в Пекине? – спросила я.

– Я здесь, чтобы увидеть восьмого брата, – хрипло ответил он. – Но повсюду даже не люди императора – люди наследного принца, и они хорошо меня знают. Боюсь, поймут, кто перед ними, даже если увидят меня со спины. Поэтому я и пришел к тебе, чтобы ты что-нибудь придумала.

Я потрясенно замерла, пытаясь нашарить в памяти, какое событие должно произойти в этом году и остаться в истории. Я изо всех сил напрягала голову, но безрезультатно. Обычный современный человек, не специализирующийся на эпохе Цин, может максимум знать события этого периода в общих чертах, и мало кто сможет вспомнить точно, что происходило в каждый конкретный год. Я помнила, что наследный принц будет повторно лишен титула только в пятьдесят первом году эры Канси[71]; что же за крупное событие должно произойти сейчас? Мне ничего не оставалось, кроме как спросить:

– В столице что-то случилось?

– Ничего серьезного, – отмахнулся четырнадцатый. – Я просто должен обсудить кое-что с восьмым братом с глазу на глаз. Письмо могут перехватить, да и пытаться объяснить что-то важное письменно, когда приходится отправлять послание, ждать ответа, а затем снова посылать письмо, – лишь пустая трата времени.

Я открыла было рот, чтобы спросить что-то еще, но он опередил меня:

– Не спрашивай – ты все равно не поймешь. – А затем, помолчав, добавил: – Это для твоего же блага.

Я глядела на него, думая только о том, как мерзко выглядит эта густая борода. Резко протянув руку, я попыталась ухватиться за нее, но четырнадцатый принц торопливо уклонился. Я снова попыталась схватить его фальшивую бороду, но он, смеясь, удержал мою руку.

– Ты не даешь мне сорвать с тебя бороду, а я назло тебе буду стараться, – сказала я полушутя-полусерьезно.

Мы сцепились и на несколько мгновений превратились в хихикающий клубок. Четырнадцатый принц, однако, был гораздо сильнее меня, и боевым искусствам я не обучалась, так что он крепко схватил меня за запястья и со смехом произнес:

– Ты хочешь сорвать с меня бороду, а я назло тебе не позволю.

Я молча буравила его взглядом, нахмурившись и скривив рот. Некоторое время принц разглядывал меня, а потом вдруг отпустил меня и задрал подбородок.

– На, потяни, если тебе так хочется, – сказал он с таким видом, будто назначал меня вершительницей человеческих судеб.

Я мгновенно просияла и сделала вид, что собираюсь дернуть его за бороду, но моя рука сразу вернулась обратно.

– Мне нужно подумать, как помочь тебе встретиться с господином бэйлэ и при этом избежать чужих взглядов и ушей.

– Я знаю, ты обязательно что-нибудь придумаешь, – отозвался принц, улыбаясь одними глазами. Его взгляд случайно упал на мои ладони, и он потрясенно спросил: – Что с твоими руками?

– Училась ездить верхом и слишком сильно тянула поводья, – объяснила я.

Нахмурившись, он внимательно оглядел мои руки со словами:

– Должно быть, восьмой брат был очень расстроен.

Я пристально глядела на четырнадцатого, размышляя о том, как устроить их с восьмым принцем встречу. Когда я снова взглянула на его бороду, в моей голове вдруг пронеслись полузабытые кадры из каких-то фильмов, которые я некогда смотрела по телевизору. Не сдержавшись, я рассмеялась, и чем дольше я думала об этом, тем смешнее мне становилось. Не решаясь хохотать во весь голос, я скорчилась, держась рукой за живот, пока не ослабела от смеха и не рухнула на подушки ничком.

Четырнадцатый принц, не понимая, с чего я вдруг начала хохотать, толкнул меня и спросил:

– И чего ты смеешься?

– У меня появилась одна чудесная идея, – с трудом проговорила я сквозь приступы смеха. – Тебя никто не заподозрит.

И я снова рассмеялась.

– По твоему виду сразу ясно, что это вовсе не чудесная идея, – хмыкнул четырнадцатый принц. – Но ты все равно расскажи.

– Почему бы тебе не нарядиться женщиной? – улыбаясь, предложила я. – Даже если тебя кто-нибудь увидит рядом с восьмым господином, разве ему придет в голову, что это может быть почтенный четырнадцатый принц Великой Цин, одетый в женское платье?

Продолжая думать о той гонконгской комедии, которую я когда-то смотрела, я окинула взглядом фигуру четырнадцатого принца, прикидывая, как он будет выглядеть, если на него надеть длинную юбку, припудрить, нарумянить, подвести брови и накрасить губы. Представив себе эту картину, я снова начала задыхаться от хохота.

Выслушав мою идею, четырнадцатый принц сперва обомлел, не веря, что я могла произнести при нем такие кощунственные слова – в этой эпохе, как-никак, главенствовало уважение к мужчине и презрение к женщине, и переодевание в женскую одежду считалось ужасным поступком. Чуть погодя он покачал головой и, тоже рассмеявшись, ущипнул меня за щеку со словами:

– Надо бы тебя проучить за то, что смеешь шутить надо мной.

– Была неправа, была неправа!

Хохоча, я уворачивалась, но принц не собирался проявлять снисхождение. Он склонился надо мной, стараясь снова ущипнуть, и я поспешно подняла ладонь на уровень его глаз, жалобно протянув: