В национальной гвардии проблема офицерского состава являлась не только чисто командно-управленческой, но и политической. Полковые офицеры стационарной национальной гвардии, задачей которой в первую очередь являлась местная самооборона, по традиции избирались, и в декретах от 10 августа и 12 октября эта традиция была подтверждена. Офицеры мобильной гвардии, сил, предназначенных для участия в боевых действиях, назначались военным министерством, обычно по рекомендациям местных префектов, не всегда надежных в политическом отношении, и присутствие роялистов или верных императорским традициям, несогласных с событиями 4 сентября, растревожило наиболее уязвимые для пропаганды регионы, не говоря уже о самом Париже. Под давлением агитации парижан правительство 7 сентября распространило выборный принцип на офицерский состав и в мобильной гвардии. На незамедлительно последовавшую реакцию гражданских и военных властей в провинциях Гамбетта с оговоркой ответил: «В большинстве случаев мобильная гвардия подтверждает существующий выбор, и офицеры получают новые полномочия». Но он проявил избыточный оптимизм. Последовали жалобы от офицеров, лишившихся должностей по причине возраста или от тех, кто слишком долго прослужил рядовым солдатом, а также тех, кто справедливо возражал, что, дескать, их нельзя лишать званий и должностей без санкции на то военного совета. Делегация оставляла проведение выборов на усмотрение префектов. В большинстве департаментов они не проводились, а в Париже после трехмесячных мук, вызванных действиями никому не подконтрольной мобильной гвардии, правительство, наконец, набралось мужества и 18 декабря отменило выборный принцип в целом.

Существовала и проблема вооружения этих масс. С тех пор как винтовки (нарезные ружья) Шаспо стали производить в достаточных количествах, устаревшие модели нарезных ружей были переделаны под заряжание с казенной части. Одновременно с этим французские торговцы оружием изучали мировой рынок оружия и боеприпасов. Французское превосходство на море открывало неограниченный доступ к арсеналам Великобритании и Соединенных Штатов, где производители были рады случаю избавиться от устаревающих винтовок и начать экспериментировать с новыми моделями. Несмотря на официальные и гневные протесты из Берлина, вооружения и военная техника свободно импортировались из-за Ла-Манша и через Атлантику. И все же такое многообразие таило в себе определенные сложности. В страну потоком хлынуло оружие самых различных производителей – Enfield, Springfield, Spencer, Snider, Winchester, Scharp, Remington, – в общей сложности 18 видов оружия, каждый из которых нуждался в боеприпасах строго определенного типа. Французские торговцы оружием отнюдь не всегда в нем разбирались, как, впрочем, и их коллеги из-за рубежа, и национальная гвардия, справедливо не доверяя пришедшему на замену оружию, продолжала безуспешно настаивать на винтовках Шаспо.

С артиллерией проблем было меньше. В Бурже, Тулузе, Рене, Нанте, Лионе, Безансоне и Дуэ литейные заводы и арсеналы, появившиеся в период промышленного бума Второй империи, производили вполне достаточное количество артиллерийских орудий, фактически в любом количестве, требуемом правительством. Из общего количества в 1500 заказанных государством орудий 1270 было изготовлено во Франции благодаря перемирию, в то время как импорт из Великобритании и Америки обеспечил недостающее число. По окончании войны армия располагала приблизительно 200 боеготовыми артиллерийскими батареями и орудия для еще 22 батарей лежали на складах – то есть по 2 орудия на каждую 1000 солдат. Иными словами, дефицита орудий не было, зато налицо была нехватка артиллеристов. В сравнении с пехотинцами покрытие нехватки личного состава орудийных расчетов было делом непростым, поэтому даже имевшиеся в наличии орудия не могли быть в полной мере использованы.

Задачу вооружения армии решали и правительство центра, и местные власти. Каждый департамент был обязан предоставить одну полностью укомплектованную артиллерийскую батарею на 100 000 жителей. Префектов побуждали проявлять инициативу в решении связанных с вооружением национальной гвардии вопросов – выплата 2/3 ведомственных расходов гарантировалась государством. Но такое разделение функций имело и отрицательную сторону. В Великобритании, Америке и Бельгии как местные органы власти, так и центральные оказались в условиях, когда им пришлось конкурировать друг с другом, что вызывало увеличение цен на вооружения. Кроме того, они конкурировали не только в области вооружений, а всего необходимого для войск: форменной одежды, седельных принадлежностей, обуви, другой экипировки и т. д. Обычно они выпускались расположенными в Париже и в его пригородах фабриками, и огромные запасы до сих пор мертвым грузом лежали в осажденной столице. А теперь пришлось поспешно сбывать их на рынке руками не очень опытных и нечистых на руку продавцов, как во Франции, так и за ее пределами, алчность которых обернулась для тысяч солдат в некачественной ткани или разваливавшейся прямо на марше обуви. Как позже выразился один из руководящих членов делегации, «естественно, если изготовлять вещи в спешке, они будут некачественными, но мы оказались перед дилеммой – либо произвести хоть плохие вещи, либо вообще ничего», и в итоге, пока делегация училась на собственных ошибках, кончилась война.

Нормы оснащения и экипировки регулярных войск и национальной гвардии, таким образом, разнились в зависимости от департаментов, от опыта, наличия соответствующих навыков, энергии или просто везения ответственных чиновников. Требования, предъявляемые к боевой подготовке и дисциплине, менялись в зависимости от даты формирования частей и подразделений. Первые два сформированных армейских корпуса, 15-й и 16-й, содержали все, что оставалось от регулярной армии и что помнили большинство старослужащих с времен своей прежней службы. Именно благодаря этому, как и опыту генералов д’Ореля де Паладина, Мартена де Пайяра и Шанзи, войска успешно сражались у Орлеана. Но корпуса, формировавшиеся позже, в страшной спешке, были уже другими. Что же касалось «последних отправленных на поле боя частей», по мрачному высказыванию французского генерала-штабиста, они «состояли из людей, умевших погибать, но никак не солдат».

Попытки делегации обучить свою новую армию потерпели неудачу отчасти по причине отсутствия кадров, но в основном из-за недостатка времени. За боевую подготовку всех частей и подразделений отвечало военное министерство, организовавшее по всей стране учебно-тренировочные лагеря, куда направлялись войска из департаментов перед переброской в зону боевых действий для вхождения в состав полевых частей. Но лагеря эти обустраивались поспешно, без учета особенностей местности, и почти ни один из них не был готов своевременно принять большое количество личного состава, что приводило к страшной скученности и крайне плохим условиям расквартирования. Сказывалось и отсутствие инструкторов, вооружений… Британский журналист посетил один из таких учебных лагерей в Булони. Он писал:

«Открывшаяся моему взору картина была просто смехотворна. Офицеры, за редким исключением, держались в стороне и были заняты общением с друзьями… Многие солдаты отрабатывали навыки действий на позициях. Из них сформировали батальон, и солдаты выполняли различные приемы настолько неумело, что офицеры, в отчаянии махнув на это рукой, поделили батальон на отделения по 6—10 человек и распорядились все начать снова…» «Трудно преподать то, о чем они никогда раньше и не подозревали», – как заметил один офицер в разговоре со своим коллегой. Если говорить о дисциплине, то она здесь не существовала. Солдаты не отдавали офицерам честь и разговаривали с ними на равных, а временами даже весьма фамильярно… И вообще, все здесь здорово отдавало распущенностью.