Русская эскадра встретила вестников смерти яростным штормом огня. По приближающимся «Гарпунам» долбили зенитные комплексы «Каштан» и компьютеризированные 100-мм артиллерийские установки. Срывающиеся с палуб «Осы-М» взрывались над океанской поверхностью, поражая ПКР мириадами стальных обломков.

Убегающие от смерти корабли окутались клубами артиллерийского дыма. В глубине призрачной взвеси мерцали вспышки ракетных двигателей, столбы пламени, рвущиеся из орудийных стволов, и сверкающие выстрелы скорострельных орудий.

Зону заградительного огня преодолели три противокорабельные ракеты. Первый «Гарпун» попал в центр «Сенявина». Взрыв ПКР уничтожил антенну трехкоординатной РЛС и вывел из строя системы спутниковой связи. Корабль мгновенно ослеп и оглох. С дисплеев «Сенявина» пропала критически важная информация. Бортовые комплексы ЗУР замолчали, а потом перешли под управление специализированной системы «Шторм-2».

«Харламову» повезло намного меньше. В большой противолодочный корабль попали две AGM-84. Первая ракета поразила цель перед боевой рубкой. В огненном пламени взрыва мгновенно погиб капитан и старший помощник. Вторая ракета уничтожила заднюю мачту и вызвала пожар в зале двигательной установки. Скорость большого противолодочного корабля упала до 8 узлов. В разбитые секции судна хлынула ледяная арктическая вода.

Завершив разговор с Катковым, Никонов переключился на второй канал связи.

– Никонов слушает, говорите быстро и по существу!

– Это Костиков. Эскадра вынуждена отступить. «Сенявин» потерял РЛС и большую часть внешних систем слежения. На «Харламове» тяжелый пожар, под вопросом судьба корабля. Эсминцы продолжают сражение, но их наступательные возможности ограничены.

Никонов сжал кулаки.

– Слушайте, Костиков, противник удерживает плацдарм в Тренделаге. Если мы не сбросим десантников в море, город достанется американцам.

– Генерал, я не могу сражаться вслепую.

– Делайте что хотите, но ооновцы, высадившиеся на берегу, должны получить по первое число.

– Попытаюсь вам помочь, но излишне рисковать не буду. Один удар крылатыми ракетами, и мы отходим в море!

– Через сколько прибудут «птички»?

– Примерно через десять минут. За точность не отвечаем. Попытайтесь подсветить наиболее важные цели лазерным лучом.

– Ждем визита.

Сбросив звонок, Никонов связался с полковником Гончаровым.

– Юрий Алексеевич, как там у вас?

– Американцы наседают со всех сторон. У них БМП и легкие танки. Нужна помощь Каткова.

– Полковник на подходе. Костиков обещал помощь. Будет возможность, подсветите цели для ракетного удара.

– Постараемся, генерал! – прокричал в ответ Гончаров. В трубке послышался треск автоматных очередей, орудийный выстрел, а потом чудовищный треск обрушившихся перекрытий.

Связь прервалась внезапно и навсегда.

К концу первого дня операции американцы удержали северный плацдарм и отбросили советские части от Тренделага. Подполковник Молчалин, занявший место убитого Гончарова, уцепился за окраину города и выкатил на улицы подкрепление – чудом уцелевшие «Шилки».

В семь часов вечера противники прервали огневой контакт. Штурмовая авиация Никонова вернулась на аэродром. В воздухе остались немногочисленные патрульные самолеты да дроны, занимающиеся воздушной разведкой и уничтожением важных одиночных целей.

Еще через два часа на взлетно-посадочную полосу Бернадотта сел последний военный транспорт, прибывший из Европы: громадный C-5A доставил на остров три десятка солдат и четыре системы залпового огня «Roland-III»[50].

Ровно в полночь контр-адмирал Уирвелл провел заседание штаба, оценил потери американского флота и скорость продвижения наземных частей. Скорректировав план операции с учетом поражения на южном плацдарме, адмирал потребовал от подчиненных интенсификации наступательных действий в северном направлении.

Тренделаг. Юго-западный район

4 апреля 2036 года, 3:15

За окном царила непроглядная темнота, руины соседних домов едва проглядывали через пелену падающего снега. Ржавый плафон уличной лампы уныло позвякивал, аккомпанируя резким порывам северного ветра. Черная поверхность далекого океана была недвижима и походила на расплывшееся по воде нефтяное пятно.

Лисицын натянул на уши шапку и толкнул локтем своего товарища – Теплякова. Ефрейтор застонал, попытался перевернуться на другой бок. Лисицын толкнул сильнее, а когда увидел, что товарищ продолжает спать, схватил его за плечо и потряс со всей силы.

– Чего тебе!? – раздраженно отозвался Тепляков.

– Просыпайся, Влад, тут в округе что-то странное происходит!

Тепляков открыл глаза и мгновенно проснулся, лоб ефрейтора покрылся испариной. В зрачках заплясали отчетливые огоньки страха. Здесь, на втором этаже разрушенного блочного дома, вдалеке от оборонительной линии, взывать о помощи было бессмысленно.

Лисицын приложил к губам указательный палец.

– Тише ты, слушай!

Тепляков замер, пальцы его нащупали приклад автомата. До ушей ефрейтора донесся вой ветра и тихое дыхание товарища. Промерзший город молчал, его дома были погружены в мертвый беспробудный сон.

– Померещилось тебе, – раздосадованно прошептал Тепляков. – Я бы еще час проспал…

– Закрой рот, – сурово скомандовал сержант.

Влад замер, хотел огрызнуться, но подчинился приказу. Едва вой непогоды стих, как до ушей Теплякова донесся приглушенный расстоянием механический грохот. Природу звука спутать было невозможно: возле портовых причалов лязгали гусеницы тяжелых машин.

– Теперь слышал?! – с вызовом протянул Лисицын.

Ефрейтор выругался грубым злым шепотом:

– Ну и что это может быть?

– Я откуда знаю. Явно машина какая-то, может, танк или гусеничный транспортер.

– Может быть, это наши?

– На окраине города, в три часа ночи? Да ты, Тепляков, балбес, каких поискать. Был бы рядышком капитан, он бы научил тебя уму-разуму. Тащи станцию связи.

Скользнув в соседнюю комнату, ефрейтор вернулся обратно с тяжелой трубкой радиотелефона. Сержант выхватил устройство из пальцев товарища и набрал на клавиатуре номер Еловского.

– Слышно что-нибудь? – поинтересовался Тепляков, наблюдая за поспешными действиями сержанта.