Тургенев, Достоевский), но и с эпигонской литературой конца XIX — начала XX в., «расподобление» с которой было особенно актуально для писателей нового поколения.

Не претендуя на полноту, укажем некоторые литературные параллели к мотивам и деталям «Гусара-схимника». Типологически рассказ распадается на две части, которым соответствуют два круга мотивов. В первой части идет речь о блестящем кавалерийском офицере, и в поисках сопоставлений естественно обращаться к таким жанрам, как великосветские и военные повести, мемуары, биографии и т. п. Вторая часть, посвященная отшельничеству Буланова, ориентирована на литературу житийного типа. Разумеется, мы вправе привлекать и такие произведения, где названные жанры представлены лишь в виде отдельных вкраплений.

Блестящий гусар, граф Алексей Буланов… был действительно героем аристократического Петербурга. Имя великолепного кавалериста и кутилы не сходило с уст чопорных обитателей дворцов по Английской набережной… — «Народ бегал за нею, чтобы увидеть la Venus moscovite» [Пушкин, Пиковая дама]. «Его носили на руках» [о П. П. Кирсанове: Тургенев, Отцы и дети]. «У всех на устах имя смелого партизана. Его лаконичные донесения, в стиле Суворова и Скобелева, производят сенсацию. Царь шлет ему благодарственные телеграммы. Чин генерала и два белых креста украшают шею и грудь» [о генерале П. Ренненкампфе; Галич, Легкая кавалерия, 100].

За графом Булановым катилась слава участника многих тайных дуэлей, имевших роковой исход, явных романов с наикрасивейшими, неприступнейшими дамами света… — «Рассказывали… о раздавленных рысаками людях, о зверском поступке с одною дамой хорошего общества, с которою он был в связи, а потом оскорбил ее публично… Прибавляли сверх того, что он какой-то бретер… Было получено роковое известие, что принц Гарри имел почти разом две дуэли… убил одного из своих противников наповал, а другого искалечил» [Достоевский, Бесы, 1.2.1]. «О великом князе в обществе петербургском ходили целые басни. Ходили рассказы и сплетни о миллионных долгах и казенных субсидиях… О парижских скандалах, об игре в Монте-Карло и в английском клубе. О бесчисленных увлечениях и похождениях веселого свойства…» [о великом князе Владимире Александровиче: Ю. Галич, Императорские фазаны, 84 сл]. Множество «великосветских дуэлей» описывается в одноименном очерке того же автора [Галич, Легкая кавалерия, 86 сл]. Всем памятен бретер, гроза мужей Долохов в «Войне и мире».

…Сумасшедших выходок против уважаемых в обществе особ и прочувствованных кутежей, неизбежно кончавшихся избиением штафирок. — В «Бесах» Ставрогин хватает и ведет за нос помещика Гаганова, «человека пожилого и даже заслуженного», нанося этим «оскорбление всему нашему обществу», а затем кусает за ухо губернатора. После этого он впадает в сильнейшую белую горячку; в обществе говорят, что он «точно как бы с ума сошел», «способен на всякий сумасшедший поступок» и т. п. [1.2.2–3]. Мотив оскорбления почтенных людей встречаем в «Смерти Вазир-Мухтара» Ю. Тынянова, когда Грибоедов (в то время «молодой и дерзкий») хлопает по лысине сановника в театре [11.4]. Параллели к избиениям штафирок — в «Мертвых душах», где Ноздрева привлекают к суду «по случаю нанесения помещику Максимову личной обиды розгами в пьяном виде», в «Братьях Карамазовых», где Митя таскает за бороду штабс-капитана Снегирева [II.4.6–7]; в «Двух гусарах» Л. Н. Толстого, где граф Турбин «Матнева из окошка за ноги спустил» и избивает шулера Лухнова. Нет сомнения, что уже Толстой в своей повести-шутке относится к этим «гусарским» мотивам как к давнишним штампам. Немало подобных эпизодов содержат биографические легенды о классическом бретере и авантюристе корнете Савине, согласно которым ему случалось бить хлыстом редакторов газет и выкрашивать в желтую краску евреев-кредиторов [Гиляровский, Корнет Савин, Соч., т. 2; Savine, Benson, Pull Devil — Pull Baker, 38–40]. В мемуарах генерала В. Н. фон Дрейера рассказывается о том, как гусарский поручик Старицкий в пьяном виде отрезал ножницами бороду подполковнику-интенданту, что вызвало скандал и дуэль; о том, как «отставной гусар Фронцкевич, пьяница с попорченным носом, бросился рубить шашкой непонравивщегося ему «штафирку»» и о других аналогичных эпизодах из военных легенд начала века [На закате империи, 64–65, 72].

Граф был красив, молод, богат, счастлив в любви, счастлив в картах и в наследовании имущества. — Ср. в «Анне Карениной»: «Вронский… один из самых лучших образцов золоченой молодежи петербургской… Страшно богат, красив, большие связи, флигель-адъютант и вместе с тем — очень милый, добрый малый» [1.11]. «Он [П. П. Кирсанов] с детства отличался замечательною красотой… славился смелостию и ловкостию… Блестящая карьера ожидала его» [Тургенев, Отцы и дети].

Он помогал абиссинскому негусу Менелику в его войне с итальянцами. Ср. период романтических странствий в биографии Ставрогина: «Наш принц путешествовал три года с лишком… изъездил всю Европу, был даже в Египте и заезжал в Иерусалим; потом примазался где-то к какой-то ученой экспедиции в Исландию и действительно побывал в Исландии» [1.2.4]. Корнет Савин рассказывал офицеру и писателю Ю. Галичу «о жизни своей у абиссинского негуса Менелика, объявившего его владетельным князем своего царства и обручившего с полудюжиной чернокожих принцесс» [Галич, Императорские фазаны, 174]. Прототип графа Буланова поручик Булатович тоже путешествовал по Абиссинии и помогал Менелику (см. начало настоящего примечания). Н. С. Гумилев совершил три поездки в Африку, провел около двух лет в Абиссинии и был представлен ко двору; Менелик неоднократно упоминается в его стихах и прозе [Шатер; Мик; Умер ли Менелик?; Записка об Абиссинии и др.]. Отбытие на чужую, экзотическую войну — офицерская доблесть, модная на рубеже веков; мемуарист сообщает, например, о кавалерийском подполковнике Максимове, «блестящем стрелке, всаживавшем пулю в туз на расстоянии 25 шагов», который участвовал в англо-бурской войне на стороне буров [Ю. Галич, Великосветские дуэли // Ю. Галич, Легкая кавалерия, 90]. Ветераном англо-бурской войны, побывавшим в плену у англичан, был будущий лидер партии октябристов А. И. Гучков. Уже упоминавшийся Савин участвовал или приписывал себе участие в испано-американской войне [Savine, Benson, Pull Devil — Pull Baker, 8].

Разгромив войска итальянского короля, граф вернулся в Петербург… Петербург встретил героя цветами и шампанским. — Ср. Пушкина: «Между тем война со славою была окончена. Полки наши возвращались из-за границы. Парод бежал им навстречу» [Метель].

О нем продолжали говорить с удвоенным восхищением… — Ср. Пушкина: «Толки начались с новою силою» [Арап Петра Великого].

..Женщины травились из-за него, мужчины завидовали. — Различная реакция мужской и женской части общества на героя — общее место великосветского жанра, ср. Пушкина: «Мужчины встретили его с какой-то шутливой приветливостью, дамы с заметным недоброжелательством» [Гости съезжались на дачу…]. «Чувствительные дамы ахали от ужаса; мужчины бились об заклад, кого родит графиня: белого ли или черного ребенка» [Арап Петра Великого]. Зависть мужчин — общее место, ср. «Женщины от него с ума сходили, мужчины называли его фатом и втайне завидовали ему» [Тургенев, Отцы и