когда я тебе разрешу. Навещай родню, когда я скажу. Можешь радоваться: навестишь уже завтра.

Сверля Эсме взглядом, Жакар протянул руку к герцогу и получил от него запечатанное письмо, потом швырнул его Эсме через залу. Письмо приземлилось неподалеку и оказалось возле локтя. На нем был адрес сестры Эсме.

– Я человек слова, – объявил Жакар. – Поедешь к своей сестре, как я и обещал.

Инферналь улыбался одними губами, Жакар чуть не выдрал шерсть на загривке Стикса, Наймит выглядел бесстрастнее, чем всегда. Никто из троих не стал слушать оправданий Эсме. А все потому, что они решили подвергнуть ее испытанию, отправив с письмом к собственной родне. И она, уж конечно, постарается прочитать его по дороге. Наймит вызвался самолично проследить за посыльной. Тем более что, судя по всему, у него был немалый опыт в этой области. Жакар знал остров как свои пять пальцев, поэтому назвал места, где можно вернее всего застать негодяйку на месте преступления. Как только это случится, герцог ее отправит всем известно куда. В общем-то, она так и не заслужила их полного доверия. Избавятся от предательницы, и дело с концом. Король с этим согласился, хотя и сетовал на медлительность остальных гонцов.

Эсме с большим трудом поднялась на ноги, зажала в зубах письмо, судьбу своей семьи. Но она не из тех, кто ползает по земле. Лед, что надо прикладывать, и две недели покоя подождут.

44

Эсме выехала ранним утром на следующий день, держа поводья одной рукой, вставив только одну ногу в стремя. Разумеется, она собиралась вскрыть письмо. И как можно быстрей. У Креста Четырех Дорог выбрала ту, что вела к Центральной провинции. При первой возможности перепрыгнула через ограду и поскакала по полю, перебралась через ручей, миновала каштановую рощу и поднялась по склону холма к часовне, окруженной голубыми елями, где ветерок, поющий среди ветвей, веял душистой смолой.

Эсме, стиснув зубы, с трудом слезла с коня и устроилась на земле, на клеенке, прислонившись спиной к обомшелой стене часовни. Положила рядом завтрак: белый хлебец, яблоко, фляжку, перочинный ножик. Без малейшего колебания поддела лезвием ножа королевскую печать и прочитала королевское послание.

Одно единственное слово. Предательница.

Ловушка. Черт бы их всех побрал! Эсме опустила голову. Потом лихорадочно огляделась вокруг. Голубые ели красиво смотрелись возле разрушающейся часовни, ворона каркала, звала подругу, из водосточной трубы капала в лужу вода. Больше никаких признаков жизни. Никто не видел Эсме. Нужно быстренько запечатать письмо и продолжить свой путь. Ничего страшного, она так делала сотни раз.

Эсме вытащила из яблока длинную булавку, и оно распалось на две половинки. В середине лежала копия королевской печати. Ее по памяти нарисовала Агнес, а потом отлил в бронзе Шарль в своей кузнице («Кузнец – на все руки мастер»). Во фляжке лежал кусок отличного воска от Манфреда, а в хлебце – ложка, чтобы его растопить. Эсме не пожалела сокровища – кусочка древесного гриба, зажгла огонек, растопила воск, накапала на бумагу, приложила печать и, пока воск остывал, закопала сломанную печать. Осталось убрать остатки завтрака. Все обошлось.

И тут легкий хруст привлек ее внимание. Где-то далеко, наверху, потом ближе, ближе… Кто-то соскользнул с дерева. И когда перед Эсме возникла по-кошачьи гибкая фигура с желтыми глазами, она все поняла.

Наймит.

Он знаком приказал ей не трогаться с места и уселся напротив, скрестив ноги. Одет, как обычно, просто, по-дорожному, во что-то сине-зеленое под цвет елок, элегантен, гладко причесан, идеальные руки, высокий умный лоб. Он продолжил разговор примерно с того места, на каком он прервался в прошлом году:

– Свобода. Нет ее дороже…

Эсме приоткрыла рот, но ничего не сказала.

– Позвольте? – попросил Наймит и взял у нее письмо.

Эсме так ослабела, что отдала его без сопротивления.

– Надо же, королевская печать!.. Чудесная копия. Я высоко ценю хорошую работу.

Эсме смотрела на Наймита как завороженная, будто на его золотистой руке проступили очертания Белого острова.

– Кстати, о хорошей работе, она проделана не вчера, сразу видно.

Эсме по-прежнему сидела молча, плотно сжав губы. Наймит, как обычно, заговорил о себе, вызывая на откровенность собеседника, намекая, так сказать, на сродство:

– Я, знаете ли, каких только поручений не выполнял, иной раз и выбирать не приходилось. Но изредка, наоборот, необходимо сделать выбор. Я это понимаю отлично. Иные повеления идут от самой судьбы. Делаешь множество мелких дел, но за ними скрывается самое значительное, самое благородное. Окружающим наша правда не видна, мы прячем ее глубоко внутри, и там она тайно сияет, как королевская печать в зеленом яблоке. Разумеется, никто нас не понимает, и дружба отныне под запретом.

Став серой, Эсме закусила губу, в ней закипали слезы гнева. Человек, который сейчас передаст ее в руки Жакара, был единственным, кто по-настоящему понимал, какие она терпит муки. Это оскорбительно. Ярость – хороший знак, Эсме вновь стала самой собой. Кто он такой на самом деле? Прибыл сюда никому не ведомым чужаком, а стал одним из двух доверенных лиц крайне недоверчивого короля. Каким образом? Говорил на их языке, слегка растягивая окончания отдельных слов. И так следил за речью, что акцент почти незаметен, – всего лишь легкая дымка над гладью озера. Прочитать что-либо в желтых глазах невозможно. И тон всегда ровный, любезный. Своих подлинных мыслей Наймит никому не открывал.

Стало быть, Белый остров. А если… Ее загнали в угол, терять нечего. Эсме пошла ва-банк.

– На кого вы все-таки работаете, господин Наймит?

– Я работаю на того, кто платит.

– Это всем известно. Но кто же вам все-таки платит?

Впервые за долгое время Наймит удивился. Этот вопрос должен был задать Жакар в день прибытия чужестранца. Этот вопрос очень хотел задать ему герцог Инферналь. Но кто его задал, в конце концов? Посыльная, что оказалась в крайне опасной ситуации. По сути дела, миссия, порученная Фенелоном, вовсе не закончилась со смертью Тибо. И она отлично совмещалась с той ролью, какую он играл при дворе.

Иноземец откинул голову и расхохотался радостным детским смехом, показав белоснежные зубы. И снова стал серьезным.

– Скажем, сейчас у меня двойная оплата.

– Так я и думала.

В следующую минуту беседу вели одни вороны.

Наймит поздравил себя с таким поворотом событий. Он склонялся к тому, чтобы отпустить Эсме в надежде получить надежную союзницу. До сих пор он справлялся в одиночку. Постарался, чтобы план Бойни достали из сейфа незадолго до церемонии Последнего Кирпича на тот случай, если кто-то воспользуется возможностью и заглянет в опустевшую мастерскую. Когда заметил, что его секретер открывали (всегда оставлял волосок, и тот исчез), выяснил, кто из слуг имел право заходить к нему, а затем оставлял любопытную информацию всякий раз, когда уборкой занималась Лаванда. Его намеки на оленей в «Уединенном», как известно, она услышала.

Инферналь