манипулировал. Где доказательства того, что он говорил с ней искренне? Убедительно – да, но слова есть слова. Ей нужно что-то посущественней.

– Назовите мне ваше имя.

– Наймит. Так все меня зовут.

– Именно. Все. А я хочу знать ваше настоящее имя.

Наймит смотрел на Эсме и молчал. Его имя давным-давно утонуло в реке забвения. Он не видел причины извлекать его на солнечный свет. Не спеша приторочил сумку Эсме к седлу, сложил клеенку, расправив уголки. Когда Эсме облила его пивом в портовой харчевне, он сразу понял, что она ведет двойную игру, и сразу догадался, что она человек незаурядный. Наймит решил, что посыльная заслужила награду. К тому же ему очень нужно ее доверие. Он сломал сухую ветку и нарисовал на земле справа налево знаки, похожие на красивый орнамент. Эсме залюбовалась ими, но не поняла.

– Для нас так же труден ваш алфавит, – обронил Наймит.

Он заметил, что у Эсме трудности с чтением, он замечал все, и это ее огорчило.

– Вы насмехаетесь, это вас недостойно.

– Араш.

Наймит стер знаки носком сапога и тихо сказал:

– Меня зовут Араш.

И, помогая Эсме сесть на Зодиака, прибавил:

– Это всего лишь слово среди множества других, но я доверю его вам. Вы хотели получить доказательство моей искренности, так я полагаю.

Наймит вручил Эсме поводья и задержал ее руку в своей.

– А если я вам вручу и тайну Т. Б.?

Эсме чуть не свалилась с коня от удивления.

– Ничего нет проще, – уверил он ее, придержав за талию. – Вы с ним знакомы, да и все его знают.

– Но…

Наймит убрал руку.

– Довольно болтовни. Пора доставить письмо по назначению. И разумеется, вы его не открывали. Герцог Инферналь, конечно же, за мной следит. Его шпион скоро появится. Вы выбрали один короткий путь, я другой, шпион отправился по дороге. Нам как раз хватило времени поближе познакомиться. Прекрасная случайность, госпожа посыльная. Уверен, что мы скоро увидимся. Почему бы не «У герцогини»? Слышал много хорошего, но никогда не бывал. Послезавтра в это же время. Что скажете?

– Если появится предлог выехать из крепости.

– В этом не сомневайтесь.

Наймит похлопал Зодиака по крупу, приглашая отправиться в путь, и конь послушно затрусил к крутому склону. Эсме все еще никак не могла опомниться. Наймит вывел свою лошадь из часовни. На его лице расцвела широкая детская улыбка. Такую он извлекал на солнечный свет не чаще, чем свое настоящее имя.

45

Жалкая харчевня «У герцогини» казалась в зимние месяцы раем по сравнению с ледяной равниной. Когда готов отдать жизнь за место у огня и кружку горячего вина, не ругаешь дом, где надеешься все это найти, и не думаешь, что он вот-вот развалится. А внутри обстановка самая гостеприимная: тесно сдвинутые столы, дым от трубок, куры что-то клюют под ногами, и платить можно в тибо. С порога Наймита обдало запахом пота и шумом громких голосов.

– Милости просим, господин! – закричала Марго на всю харчевню.

«Милости просим», – этим приглашением Марго встречала королевских посланников и давала понять мятежникам, чтобы придержали языки. Марго указала Наймиту на пустую бочку, что служила столом, стоящую возле окна. Пока Наймит шел к ней, он слышал, как перевешивают кружки над стойкой. Донышко слева, горлышко справа – предупреждение для новых гостей, которые не слышали любезного приглашения. Значит, и они не станут болтать.

Усевшись на табурет, королевский советник исподтишка пригляделся к собравшимся. Он тут никого не знал, уж точно, зато все эти люди, похоже, о нем слыхали. Перестали гомонить и уставились на него. А он стал смотреть в окно на пустынную равнину, постукивая по бочке пальцами.

– Господин?

Подошел герцог Овсянский в коротком жилете поверх рубахи, из засученных рукавов торчали тоненькие ручки, а на лысой голове играли солнечные блики.

– Милости просим к герцогине. Что будете – пить или есть?

– И то и другое, спасибо.

– Очень хорошо. Сегодня у нас рагу из свиных ножек и паштет по-деревенски.

– Тысяча извинений. Я не ем мяса.

– В таком случае…

Овсянский покрутил головой, ища взглядом курицу, и остановил его на рыженькой, устроившейся возле огня.

– Омлет вас устроит?

– Вне всякого сомнения.

– Масло, лук, грибы?

– С удовольствием.

– А выпить?

– Стакан воды, пожалуйста. Скажите, вы тоже не местный? Я заметил у вас акцент.

Поэт взмахнул изящными ручками.

– Я издалека, из дальнего далека, но здесь обрел вторую родину.

Наймит, поглаживая подбородок, глядел задумчиво.

– Остров с большим будущим, я бы так сказал. Вы согласны? – спросил он.

– Согласен полностью.

– Мечта философа, – продолжал Наймит.

– Источник вдохновения, – поддержал Овсянский.

Несколько минут они изощрялись в похвалах чудесному острову Краеугольного Камня и дарам муз. Между ними протянулась нить взаимной симпатии, какая возникает между двумя чужаками. Растрогавшись, герцог позабыл о своих обязанностях и присел рядом с гостем за бочку. Слово за слово, разговор перекинулся на политику, а там и на совсем опасные темы. Когда Наймит признался, что читал «Власть», Овсянский отшатнулся и едва не опрокинулся на своем табурете.

– «Власть»… Подумать только, – проблеял он.

Наймит дружески подмигнул.

– Не говорите, что вы ее не читали, мой друг! Умнейший человек! С таким дарованием!

Марго за стойкой всеми силами привлекала внимание мужа, размахивая тряпкой. Все давно смотрели на нее, но только не поэт.

– Удивительное произведение, – продолжал Наймит. – Замечательное для одних, отвратительное для других, безупречно написанное для всех. Железная логика. К тому же остаться анонимом во что бы то ни стало – истинная черта гения.

Овсянский окаменел, только остренький подбородок подрагивал вопреки его воли.

– В особенности меня тронула одна фраза, и я ее запомнил, – сказал Наймит и стукнул себя по лбу указательным пальцем, словно помогая фразе выскочить из коробочки, где она лежала. – Погодите… Да. Примерно так: «Я всегда восхищался Краеугольным Камнем, именно восхищение заставило меня задуматься: каким же станет королевство, если воплотит свою мечту о счастье?» Этот пассаж замечателен, и я вам скажу почему. Местный житель написал бы: «Я всегда любил Краеугольный Камень». Однако наш таинственный Т. Б. предпочел глагол «восхищаться».

Наймит сложил на столе руки и склонил голову набок. С тех пор как он увидел оставленный во дворце придворным поэтом чемодан, а главное – письма, подписанные его именем, он с наслаждением ждал этой минуты – минуты, когда Теодорус Будвиг обнаружит себя. И нанес завершающий штрих:

– «Власть» написана иноземцем.

Герцог Овсянский смертельно побледнел, казалось, его лицо фосфоресцирует в лучах зимнего солнца. Подбородок подергивался в подтверждение догадки Наймита. Дальнейшее требовало особенной деликатности. Советник короля не собирался выдавать Т. Б. Жакару, но и сам не записывался в тебеисты. Значит, якобы оставался в неведении.

– Иноземцем, как вы и я, господин Овсянский, хотя, разумеется, ни вы, ни я его не писали. Но я подумал: а что, если вы знаете кого-то…

Наймит не договорил.

– Кого? – пискнул Овсянский.

– Кто подошел бы под мое описание.

Успокоенный Теодорус вздохнул с неописуемым облегчением:

– Нет, не думаю. Точно скажу: не знаю. Мне очень жаль, поверьте.

Наймит пожал плечами:

– Что поделать… Вопрос остается открытым.