Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Несколько на левой руке, но она делала уколы от аллергии, — сказал Мэнни, — так что ничего определенного.
— Какие выводы?
— Несколько лет назад я вел дело о подделке, — сказал Олли,
— и понял, что хороший фальшивомонетчик всегда искусственно старит подделку, чтобы она не была такой хрустящей банкнотой, которую все разглядывают. Люди ищут фальшивки в свежеотпечатанных купюрах. Хороший фальшивомонетчик делает по-другому. Он помещает эти банкноты в смесь мятного ликера и чернил, а потом просушивает их феном. Никто не присматривается к деньгам, которые выглядят, как давно бывшие в обороте. Так они и смешиваются со всей массой наличности. Афера проходит незаметно.
— О чем ты? — спросил Кларенс, хорошо зная Олли, чтобы понять, что тот говорит о деле.
— Предположим, декорации с бандой были поддельными, прикрытием. То есть, бандиты нужны были для того, чтобы кто-то нажал на курок. Но нанял их тот, кто знал, что полиция не будет серьезно вникать в дело, потому что бандитские разборки стали привычными. Лучшее прикрытие — это то, что указывает на что-то привычное, не похожее на истинный замысел. Надо признать, когда бандитские дела не расследуют по горячим следам, то они зависают. Никто не рассчитывает на нашу настойчивость. Или твою, — добавил он, взглянув на Кларенса.
— Я все еще собираю данные о семье Флетчер, — сказал Мэнни, — надеюсь, к понедельнику все будет закончено.
— Можешь что-то сказать сейчас? — спросил Кларенс.
— Нет, сначала я должен сам разобраться, — сказал Мэнни довольно жестко, как отметил Кларенс.
207
— «Маринеры» и «Янки», — сказал Олли, — я в предвкушении. У меня не было выходных последние три недели. А на бейсболе не был с детства.
— А где Вы росли, мистер детектив? — спросил Обадиа.
— В Милуоки. Я был фаном «Брейвз». Тогда все говорили о Мэйз и Мэнтл, но Хэнк Арон запросто выбивал их мячи. Однажды я добыл его автограф — лучший день в моей жизни.
— Папа, а ты ведь знал его, да? — спросил Кларенс.
— Кого? Хэнка Арона? — спросил Олли. — Не может быть!
— Да сэр, я знал Молотка. В мой последний сезон он пришел в лигу как новичок.
— Вы играли? В высшей лиге? — спросил Мэнни.
— Играл, — оживился Обадиа, — но не в высшей. Хотя сейчас ее называют высшей. Это была Негритянская лига. Парни называли ее «теневой мяч». И первый свой год Генри Арон играл с нами. Как и Уилли Мейз.
— Вы знали Уилли Мейза? — Олли открыл рот от удивления.
— Конечно. Я угощал его маминым соусом из свиных ребрышек, и с тех пор мы друзья, — Обадиа рассмеялся, как дитя.
— А какая она была, Негритянская лига? — спросил Олли.
Они с Мэнни подались вперед, чтобы слышать мягкий голос
старика. Кларенс увидел, как у Обадиа загорелись глаза — заполучил слушателей.
— Мы были как ураган. Играли по три игры в день, разъезжая на своем автобусе. В большинстве мотелей нам нельзя было ночевать — не тот цвет. Но мы так уставали, что не стремились туда, где нас не хотели видеть. Много людей приходило взглянуть на нас. В больших городах публика, в основном, была цветной. У белых была своя Высшая лига, но многие белые приходили на наши игры. Подальше в провинции публика была разная, белых больше. Мы были единственной профессиональной командой, заехавшей в глушь. С нами носились, о нас писали. До сих пор храню некоторые газетные вырезки. Играли в каждом городке. Они подбирали команду для встреч с нами. Если у кого-то была повозка, они ехали милю — другую. Если не было мулов, впрягали быка.
Олли рассмеялся. Кларенс знал, что отец только входит во вкус.
— С кем же Вы играли? — спросил Олли. — Хочется услышать имена и случаи.
— В те дни мы часто меняли команды. Поэтому половина тех, против кого я играл, стали потом теми, с кем я играл вместе. Один год я играл за Канзас Сити Монархз и Индианаполис Клаунз, другой год — за бирмингемских Черных Баронов. Имена? Ну вот, например, Кул Папа Белл.
Это имя ничего не говорило Олли и Мэнни.
— Никого не видел быстрее Папы, а я видел всех, включая Кобба. Единственный, кто мог поймать свой собственный бросок. Я видел, как он десятки раз пробегал от третей к банту. Ему кидали мяч на вторую, думая подловить, а он уже поджидал на третьей. Второй подавал на третью, а Кул Папа уже поджидал на базе. Он всегда скользил, чтобы в нужный момент не приходилось решать, кидаться или нет. На одной игре он трижды попадал внутрь парк-хомеров.
— Серьезно? — спросил Мэнни.
— Бог свидетель. Парень, его сосед по комнате, клялся, что Кул Папа мог выключить свет, и оказаться в кровати до того, как он погаснет.
Все снова рассмеялись, заряжая Обадиа новой энергией.
— Хотите послушать о питчерах? Давно я играл со Смоки Джо Уильямсом ростом в два метра. В то время никого не было С таким ростом. Да уж, у него была фишка. Он так сильно подавал, что нам приходилось менять ловцов дважды или трижды за игру. У них руки распухали до размера дыни.
Обадиа показал на своей дряблой руке примерно как.
—■ Старина Смоки пришел в команду, когда он уже был легендой. Я был новичком на первой базе, сидел лицом к ограде, на нас обычно не налегали. Я слышал, как один из ловцов пожаловался на боль в руке. Я еще подумал, что перчатка такая толстая, должна амортизировать, и сказал, дай-ка попробую поймать пару раз от Смоки. Каждый из нас в те дни умел играть на паре позиций, на всякий случай. Но ловец взглянул на меня, как на безумного, и пустил на свое место.