была своя жизнь с Бобби и ни с каким мужчиной вообще. Ну так вот, мама, ничего у тебя не выйдет! Я люблю Бобби и выйду за него замуж, и у нас будет ребенок. А если ты не можешь это пережить, то проблема в тебе, а не во мне!

Лицо Чески исказилось ужасной гримасой, вся ее красота исчезла в этом яростном выражении лица. Грета содрогнулась.

– Дорогая, послушай. Я понимаю, что ты расстроилась, но…

– Расстроилась? Ничуть я не расстроилась! Мне жаль тебя, вот и все. Что, боишься остаться одна до конца жизни, верно?

– Довольно! – Весь самоконтроль Греты разлетелся на кусочки от злобных выкриков дочери. – Позволь мне рассказать тебе кое-что обо мне и моей «одинокой» жизни. Я забеременела в восемнадцать лет. Твой отец был американским офицером, который уехал в Америку, даже не сказав мне «до свидания», и бросил меня как есть. Я была бездомной, без единого пенни, но дядя Дэвид спас меня от гибели и отправил в Уэльс. Я встретила там Оуэна Марчмонта и вышла за него замуж, чтобы у ребенка был отец. Когда Оуэн начал пить, я увезла тебя в Лондон и изо всех сил боролась, чтобы у нас была крыша над головой. Единственное, о чем я всегда переживала, так это чтобы дать тебе то, чего не было у меня. Все, все было только для тебя, Ческа. И мне ничего не нужно было в ответ, все, что я когда-либо попросила у тебя, так это поверить, что я говорю тебе правду!

Ческа медленно улыбнулась, но ее пронзительный взгляд был полон злобы.

– Ладно, мамочка. Но как ты можешь ожидать от меня, чтобы я поверила тому, что ты говоришь мне про Бобби, когда ты сама призналась, что врала мне все эти годы про моего родного отца?

Грета поникла. Все ее тело сжалось, все силы покинули ее. Она медленно взяла свою сумку, открыла ее и достала деньги, чтобы оплатить счет.

– Я ухожу. Ты можешь дождаться тут дядю Дэвида, и он подтвердит тебе все, что я сказала. Я больше ничего не могу поделать, кроме того, чтобы сказать тебе еще раз, что, если ты захочешь, я всегда буду с тобой, что я очень люблю тебя и всегда старалась делать только то, что считала для тебя лучшим. – Грета встала. – До свидания, Ческа.

Ческа смотрела вслед выходящей из бара матери. И злобный голос снова начал нашептывать ей:

Она все врет, врет… Бобби любит тебя… любит… А она ненавидит, она хочет уничтожить тебя…

Ческа помотала головой, закрыла глаза, потом открыла. Все вокруг нее окрасилось в мутные оттенки лилового.

Она поднялась и пошла вслед за матерью через лобби к выходу из отеля.

Дэвид шел по Стрэнду, направляясь к отелю «Савой». Встреча затянулась, и он опаздывал к Грете с Ческой. Смог все еще был ужасным, но по крайней мере начинал понемногу проясняться. Подходя к «Савою», он подумал, успела ли Грета рассказать Ческе про Бобби Кросса. Он уже стоял на тротуаре напротив отеля, вглядываясь в клубящийся холодный туман и высматривая промежуток между движущимися машинами, чтобы перейти дорогу.

Прежде чем он успел сделать шаг, он услышал звук тормозящих по скользкой дороге шин, громкий удар и пронзительный визг. Движение по улице замерло.

Протискиваясь между стоящими машинами, Дэвид начал переходить дорогу. Несколько человек собрались возле одной из машин на той стороне улицы. Они смотрели на что-то, лежащее внизу.

– О боже!

– Она умерла?

– Кто-нибудь, вызовите «скорую»!

– Должно быть, она споткнулась и упала. Вот только что она стояла на тротуаре, и вдруг…

Проходя мимо этих людей, Дэвид споткнулся обо что-то, лежащее на дороге. Он наклонился и поднял это.

Увидев в своей руке новую туфельку из крокодиловой кожи, Дэвид застонал. Нет… пожалуйста, только не это… Протолкавшись сквозь толпу, он опустился на колени возле скорчившегося на земле тела, которое было так неподвижно… Повернув лицо Греты к себе, он увидел, что на нем не было повреждений, лишь немного грязи и легкая ссадина от падения на щеке. Он проверил пульс, и его слабость сказала ему, что жизнь медленно вытекает из ее тела.

– Грета, Грета, милая, – тихо прошептал он ей на ухо, прижавшись щекой к ее щеке. – Пожалуйста, не оставляй меня. Я люблю тебя, люблю…

Он не знал, сколько времени прошло до того, как к ним, мигая огнями, подъехала машина «скорой помощи».

– Простите, сэр, нам надо взглянуть на нее, – потрогал его за плечо медик.

– У нее есть пульс, но… пожалуйста, осторожнее! – вскрикнул Дэвид.

– Сэр, мы обо всем позаботимся. Пожалуйста, отойдите в сторону.

Дэвид в отчаянии поднялся и отошел, понимая, что ничем не может помочь. Он видел, как Грету осторожно положили на носилки. Потом он увидел Ческу, одиноко стоящую под светофором немного поодаль. Он подошел к ней.

– Ческа, – тихо сказал он, но она не ответила. – Ческа. – Он обхватил ее рукой за плечи. – Все в порядке. Дядя Дэвид с тобой.

Ческа уставилась на него, и постепенно в ее глазах начало проявляться узнавание.

– Что случилось? Я… – Она встряхнула головой и огляделась вокруг, словно пытаясь вспомнить, где находится. – Мама? Где мама? – Глаза Чески отчаянно заметались по сторонам, оглядывая улицу вокруг них.

– Ческа, я… – Он указал на машину «скорой помощи».

Она вырвалась из рук Дэвида и побежала к ней. Грета лежала на носилках, и команда врачей как раз готовилась поднять носилки в машину. Лицо Греты было белым и казалось фарфоровым – и цветом, и странным, неестественным блеском. Ческа закричала, кинулась к носилкам и обхватила тело Греты руками.

– Мама! Мамочка! Я не хотела! Я не хотела! Боже! Нет!

Дэвид стоял у Чески за спиной и слышал, что она бормотала, уткнувшись в грудь Греты и истерически всхлипывая. Опустившись на колени, он попытался забрать ее, но она цеплялась за мать и продолжала бормотать.

– Ну же, Ческа. Пойдем, милая. Надо дать отвезти маму в больницу.

Ческа повернулась к Дэвиду с выражением неподдельного ужаса на лице. И потеряла сознание.

31

В течение нескольких дней после катастрофы обезумевший от тревоги Дэвид разрывался между Гретой, лежавшей в реанимации, и Ческой, оказавшейся в женском отделении больницы Сент-Томас.

После того как той ужасной ночью Ческа потеряла сознание на улице, у Дэвида не было другого выбора, кроме как остаться с ней, несмотря на его ужасное беспокойство о Грете. Один из медиков со «скорой» остался с ними, чтобы осмотреть Ческу, но, пока он это