выдал, где все пройдет. Ты тоже туда попадешь, не переживай. Но сроки сжаты, у нас всего три дня.

Кеннет сиял твердой уверенностью, и ее лучи придали спокойствия и Ане. Они получили больше, чем рассчитывали: было не принято оглашать адрес заранее, чтобы сохранить секретность, а после того, что устроила Ана на прошлом аукционе, к этому стали относиться еще строже. Женщинам же позволялось присутствовать только в качестве товара.

– Что герцог попросил за такую щедрость? – Ана с подозрением прищурилась.

– Частичные права на владение самим аукционом, если удастся перехватить власть. – Кеннет загнул палец. – Этого ему не светит, конечно. Еще пять процентов с прибыли моей компании, бесплатное обеспечение его территорий Светом на следующие десять лет и… тебя.

Глаза Аны изумленно расширились, она открыла и закрыла рот, не найдясь, что ответить. Она понимала, что герцог Циллер алчен, но его последнее требование оставило ее совершенно обескураженной.

– Юлиан хочет тебя в качестве развлечения на аукцион.

– И вы согласились?

– Да. Нам это только поможет, не надо придумывать причину, по которой ты окажешься внутри. Он хочет, чтобы ты пришла со мной, ничего не подозревая, и потом гости могли с тобой «поиграть», так скажем. – Кеннет помрачнел. – Циллер сказал, что давно хотел попробовать дворянскую кровь. Но, само собой, никакого вреда тебе не причинят, не переживай: я тебя не отдам.

Женщины попадают туда только как товар… Ана задумчиво опустила голову и резко выдохнула жгучее отвращение и сдавившую горло колючую неприязнь.

– Вам не кажется, что вы слишком часто обещаете меня другим?

– Тебе не кажется, что слишком многие тебя желают?

Ана промолчала. Не ее… никто из них не хочет ее. Безвольная кукла для герцога, нежное воспоминание для принца. Ана подумала о своем лице, которое она Тьмой скрывала от старых знакомых. Оно лишь холст, на котором каждый рисует свою картину, не заботясь о том, что скрывается под слоем краски. Каждый взгляд – мазок, заменяющий личность на ожидания. Настоящие цвета, яркие и необработанные, оставлены истекать кровью под чужими шедеврами. А ей так хочется быть увиденной. Так хочется быть понятой. Хочется быть…

– Какого цвета мои глаза, граф?

– Тебя расстроили мои слова? – ласково спросил Кеннет. – Серые и часто покрасневшие, чаще, чем я бы предпочел. Иногда пасмурные, будто готовые пролиться дождем, иногда почти черные, как тучи, что мечут молнии. – Он наклонился к Ане, едва ощутимо взял за подбородок и всмотрелся в глаза. – А сейчас – светлые, прозрачные облака, закрывшие солнце на пару мгновений.

Одними губами Ана прошептала «Спасибо». За внимательный взгляд, за терпение, за то, что он всегда знал правильный ответ. Она не смогла сдержать улыбку, она уже забыла о беспокойстве, она и правда была холстом, на котором одним нежным словом, заботливым прикосновением он мог нарисовать что угодно.

* * *

Ана вновь не могла уснуть. Часы ранней ночи, часы бессонницы, когда глаза сложно держать открытыми, а разум невозможно успокоить, были ее временем. Уже не уговаривая себя лежать смирно, она встала с измятой кровати и резким движением распахнула окно. Влажный холодный воздух закружил волосы, обнял тканью сорочки изгибы тела, позволяя себя вдохнуть.

Утром Ана даст согласие принцу, и все снова перевернется вверх ногами, что бы граф ей ни обещал. Хотя ей не стоило удивляться: крепко на ногах она никогда не стояла. Ее сердце билось для Кеннета, его сердце – для нее, но было так сложно поверить, что ничего не изменится. «Его настолько не волнуют имена… жених, невеста, жена, муж», – пробормотала Ана, пробуя слова на вкус. «Муж, муженек, дорогой», – представила, как называет так Кеннета, и сморщила нос от неудовольствия. Она была не готова изменить роли, она не видела себя ни женой, ни частью семьи. Для нее имена наполнялись значениями и смыслами, были не ширмой, а сутью.

«Он – моя первая любовь», – ветер подхватил ее отчаянный шепот. По телу Аны расползались холодные мурашки, но лицо горело огнем. Она не вспоминала об этом долгие годы, она не позволяла себе вспоминать ни рядом с Кеннетом, ни слушая признания принца. Дионис был ее первой любовью, легкой, детской, наивной, спрятанной на краю памяти, и она собиралась стать его невестой.

В этом было что-то неправильное, словно головоломка сложилась ровно так, как надо, но она должна была оставаться недоделанной, брошенной на полпути, завалявшейся на дальней полке. Не все в этом мире должно быть завершено.

Ана чувствовала себя банальностью: потерянной подругой детства, бедняжкой, выходящей замуж за принца. Она стала героиней сказки, твердо стоящей на тропе клише. Только ей хотелось противоположного: резко свернуть и броситься в лес, к мудрецу, что направлял ее весь путь, к фее-крестной, что собирала на бал.

Закрыла окно, вернулась в постель, вдохнула мыльно-пыльный аромат простыней. Ана была сейчас в своей комнате, в доме Кеннета, не в чертовой сказке. Только проговорив это вслух, она вынырнула из кошмара наяву, что ей подкидывало воображение. И это же воображение преподнесло ей сон, в котором она была самым одиноким существом в мире, жившим в бескрайней тьме, а потом явился Кеннет. Он даровал ей свет, чтобы она могла видеть его улыбку, подарил звук, чтобы она могла слышать его бархатистый голос, и мир вокруг наполнился щебетанием птиц, теплом солнца, запахами леса и булочек с корицей…

Ана проснулась в восхитительном настроении, удивляясь, что сладкий аромат проник из сна в спальню. И, к еще большему изумлению, на завтрак Хельга ей принесла те самые булочки.

Глава 79. Вид из окна

Никто не удосужился предупредить Ану о визите принца. Поэтому, когда она случайно заметила его в окне, мирно прогуливающимся по саду, ее сердце подскочило к горлу, и она бегом кинулась его встречать. Ян услышал шаги, обернулся и, сияя, раскинул руки, словно ждал, что она упадет в них. Но, подбежав к нему, Ана остановилась в паре метров, чтобы отдышаться.

– Мне не сказали… долго ждал? – она улыбнулась.

Сегодня ей легко давалась улыбка, а в груди засела смешинка, и, пока плечи грело солнце, Ана позабыла о беспокойствах.

– Это я попросил, хотел увидеть это выражение на твоем лице, – Ян усмехнулся, и в уголках глаз расползлись морщинки.

– Какое? Запыхавшееся? – Грудь Аны все еще тяжело вздымалась.

Ян сделал к ней пару шагов. Сегодня он был совсем другим – не парадным, не блистающим золотом и драгоценными камнями, а в простой одежде, с растрепанным хвостом волос да скромной серьгой в ухе. Ане это понравилось, ведь разряженный в пух и прах