не управлял. Каждый командир – будь то командир корпуса или командир отделения был предоставлен самому себе, и каждый принимал решения исходя из того, что творилось у него перед глазами.

Несмотря на ужас огненной побудки, несмотря на неразбериху и хаос первых часов войны, ошеломленные бойцы начали кое-где сбиваться в роты, и кто-то из уцелевших командиров уже отдавал первые приказания, откуда-то прибегали первые посыльные и делегаты связи… Несмотря на страшные потери и полную неизвестность того, что творится вокруг, впереди и в тылу, та же 75-я стрелковая дивизия начала развертываться для занятия своей оборонительной полосы, предназначенной ей южнее Бреста.

К 9 часам передовые части 22-й танковой дивизии, вырвавшейся из Бреста, уже подходили к Жабинке. Начальник штаба подполковник Кислицын пытался уточнить потери, понять, сколько танков осталось в строю, но перед самым въездом в Жабинку был тяжело ранен осколком снаряда.

Повезло тем, кто располагался в Северном военном городке (на северной окраине Бреста). Огонь здесь был менее плотным и полки понесли несравнимо меньшие потери, чем их южные соседи. 17-й гаубичный полк смог собраться и вывести из городка оба своих дивизиона. А 447-й корпусной артполк выкатил девятнадцать орудий с небольшим количеством боезапаса – ушли с тем, что уцелело после взрывов складов в крепости.

4-я армия походила на дождевого червя, изрубленного лопатой на куски, каждая частица, которого шевелится и двигается сама по себе. Однако штаб Западного фронта, не осознав нависшей катастрофы, требовал действовать так, как виделось из недалекого вчера, действовать так, чтобы было не стыдно доложить товарищу Сталину – де его установка бить врага на вражеской же территории уже начала выполняться. И потому генерал армии Павлов приказал начать контратаку и выбить немцев из Бреста. Возможно, это была инстинктивная реакция на внезапный удар: немедленно вернуть то, что у нас отобрали.

А что, собственно, он еще мог доложить в Кремль? Только это, только успокоительное оптимистическое сообщение – мы готовимся к штурму Бреста, мы возьмем Брест и Гродно, мы выбьем за кордон коварных ночных налетчиков. Ведь в глубине души Павлов еще надеялся, что это еще не война, а широкомасштабная провокация, что это не вся мощь германского вермахта обрушилась на западную границу, а только «прорвавшиеся банды». И вот он отдает фантастический приказ – отбить захваченный Брест.

Командарм-4 генерал Коробков получает этот приказ спустя одиннадцать часов после начала войны. К этому времени немецкие танковые клинья уже углубились в тело страны на 25–30 километров, наметив главные направления для охвата советских войск, для окружения их. Надо действовать сообразно сложившейся обстановке. Но обстановки никто толком не знает. Нет авиационной разведки, нет сообщений от соседей, нет донесений даже о том, кто, где находится и куда движется. К 18.30 первого дня войны штаб армии после долгих споров рождает «Боевой приказ № 02», который определяет главную задачу завтрашнего дня, то есть 23 июня: «Войска 4-й армии, продолжая в течение ночи твердую оборону занимаемых рубежей, с утра 23.06.41 г. переходят в наступление в обход Бреста с севера с задачей… при поддержке авиации…»

Гладко было на бумаге, да забыли про то (а может еще не успели толком узнать), что никаких скоростных бомбардировочных полков, равно как и 10-й смешанной авиадивизии уже не существует, их крылатые машины догорают на разбитых аэродромах. Ей бы, 4-й армии, собрать и перегруппировать свои потрепанные дивизии, осмотреться, понять, что происходит да залечь, засесть в обороне. Но амбициозный приказ, составленный по академическим шаблонам, составленный штабистами, не имевшими простейшей связи со своими корпусами и дивизиями, навязывал войскам гиблое дело, ускорял нависшую катастрофу. Кто мог понять это тогда, если «обстановку, которая сложилась в полосе армии к исходу первого дня войны, удалось установить только после войны (!), путем изучения сохранившейся части войсковых и армейских документов, воспоминаний участников событий и трофейных документов»?

И полупарализованная, полуразбитая 4-я армия начинает стягивать разрозненные силы для выполнения приказа Жукова – Павлова о контрударе.

Несмотря на постоянные авианалеты и артобстрелы, толпы бойцов, сумевших выбраться из горящих казарм, боксов, ангаров, артиллерийских парков, все же разобрались по ротам, батареям, батальонам и заняли оборону там, где определили им рубежи не инструкции из «красного пакета», а бои, навязанные немецкими авангардами. Отошедшие глубже, на восток, окапывались на подступах к Жабинке и Кобрину. Сползались и весьма поредевшие танковые части 22-й дивизии.

Контрудар 23 июня под Брестом был героической авантюрой, был кровавым блефом – жалкой попыткой отыграться в заведомо проигрышной игре. Но все же немцы услышали в тот день и русское «ура», и залпы русских пушек, и рев танковых моторов… Это была первая организованная попытка противостоять лавине огня и крупповской стали.

Начальник штаба 4-й армии полковник Сандалов позже вспоминал: «К началу контрудара командарм с группой офицеров выехал на командный пункт 28-го стрелкового корпуса в район Жабинки, но не нашел его там, так как тот переместился в Кобрин. Побывав в ряде подразделений 22-й танковой и 6-й стрелковой дивизии, генерал Коробков остановился в штабе 459-го полка восточнее Хведковичи. По рассказам офицеров, сопровождавших командующего армией, при посещении им частей и штабов тот нашел почти всех людей спящими. Сказались сильное нервное потрясение от внезапности нападения противника и непривычное боевое напряжение первого дня войны. Кроме того, бойцы и командиры почти сутки не получали пищи».

Да, они спали мертвецким сном… Для одних он и вправду очень скоро станет мертвым, для других в этом сне, быть может, открывалась черная бездна неминуемого плена. Предчувствовал ли и сам Коробков, что доживает свои последние дни перед расстрельной пулей? Он был обречен, как и вся его 4-я армия. Но прежде, чем наступит их последний черный день, все они в шесть утра поднимутся в атаку против вышколенных и упоенных азартом первых побед солдат сразу трех немецких корпусов – 12-го армейского и моторизованных 47-го и 24-го. Возможно, эта контратака даже ошеломила немцев. Без артподоготовки, без поддержки с воздуха с винтовками наперевес русские пошли вслед за своими редкими танками на плотный автоматно-пулеметный огонь… Они падали, но шли, залегали и снова поднимались, и снова падали…

В то утро Красная Армия начала свои ответные действия, если не считать ожесточенной обороны старой брестской цитадели и огня из новых, еще сырых железобетонных дотов под Орлей и