А я их убивать готов.

И не кривите губу, тут вам не Олимпийские игры, чтоб соревноваться честно и по-джентльменски: имеешь в чем-то преимущество над врагом – дураком будешь, если не используешь.

Я за это преимущество заплатил очень дорого…

Когда жабы убили мою мать, божья заповедь «не убий» скончалась в моей душе, тихо пискнув. Одновременно в мозгу протянул ноги категорический императив на ту же тему – этот вообще без прощального звука. Ну а многочисленные статьи всех уголовных кодексов, сколько их ни есть на свете, нам ничего и никогда не запрещают. Они лишь информируют: сделаешь вот это – заплатишь (если мы тебя поймаем) вот столько-то. Этакий прайс-лист от государства на наши поступки…

Такое у Питера Пэна жизненное кредо. И сдается мне, оно по меньшей мере уравнивает шансы.

Восемь ноль-три…

Если мой нервяк – главная цель задержки, то Плащ ее почти достиг… Разумеется, я не просто так торчу тут, как памятник самому себе, – непрерывно сканирую окрестности. Ничего, работающего на электричестве, в ближних окрестностях нет. В дальних тоже. Лишь моя УЗ-рация. Плюс спутниковый телефон, но и он, сука, не хочет работать как надо!

Восемь ноль-четыре…

Жужа тоже не бездельничает. Глазеет во все стороны, но головой почти не вертит. И как-то еще сканирует – ее словарного запаса и моих знаний не хватило, чтобы понять хотя бы принцип. Но именно на том принципе основывалось общение Шляпника с его «детишками».

Восемь ноль-пять…

– Тетя, – негромко говорит Жужа. – Та самая, с волосами. Вон там…

Она показывает куда-то вдоль Садовой, в сторону, противоположную той, с которой мы выдвинулись к месту обмена.

– Молодец, дочка, – хвалю я, но не смотрю туда: проверено, даже бинокль не поможет увидеть то, что разглядит Жужа.

Мой взгляд прикован к зениту. Там появилось небольшое круглое пятно, чуть светлее прочего фона, словно солнечный свет тщится пробиться сквозь тучи.

– Следи за ней, – говорю Жуже.

– Бабушка приехала, – говорю в рацию, но одновременно со словами ощущаю слабый толчок в голову: ага, Горгона и сама почувствовала чей-то приезд – может, бабушки, может, чей-то еще…

– Принял, – коротко откликается Леденец в моем ухе, ультразвуковая связь здесь паршивая, сильно фонит.

Жужа тоже откликается – фразой про бабушку, дедушку и яйца. Но не в варианте Леденца, без участия Фаберже.

Кодовый словарик у нас короткий, не запутаешься: «братишки» – «Джек» и «Джон», «дедушка» – Плащ, «бабушка» – Марианна Купер, предположительно его подручная, «племянники» – остальные члены банды, о которых мы ничего не знали (хотя я подозревал, что лица некоторых из них могут оказаться знакомыми). Может, и к лучшему, что не знали: обозвали бы их «деверь», «свекор», «тесть» – и сами бы начали путаться. Пусть остаются неизвестными.

Восемь ноль-семь…

Наметившаяся движуха развивается в прежнем направлении. Вяло-вяло… «Тетя» по-прежнему где-то там, на границе видимости (для Жужи на границе, а для меня – далеко-далеко за ней). Над головой уже не прежнее пятнышко – приличная такая тарелка синего неба. Геометрически правильный круг. Но трахни меня голотурия, если это стихийное «окно», порой возникающее в Зоне в ходе естественных атмосферных процессов…

В список умений банды Плаща можно добавить еще один пунктик… Однако мне сейчас плевать на все умения, все списки и все пункты… Где мои дочери?!

Восемь ноль-девять…

Телефон звонит, и я прекращаю отсчет минут. (Для пуристов: не звонит, а что-то мелодично мурлычет… Но все равно звонит.)

Принимаю вызов. И молчу. Что ни скажи, все кажется глупым: и «але», и «да», и «слушаю», и уж тем более «Панов у аппарата»… Кому, ептыть, тут еще быть у аппарата?! Папе римскому?!

Не заговорю первым… У меня своя гордость.

Эта гнида тоже молчит. Вызов принят, время и деньги капают… А он молчит. Вызов принят… во всех смыслах.

Три секунды молчания, четыре, пять… Игра нервов. Кто первым заговорит, тот и признает, что больше заинтересован в обмене… Что, что? Любящий папаша заинтересован в обмене больше, по-любому, без вариантов?

А вот и не скажите… Варианты есть всегда… Один, чертовски красивый, Питер Пэн придумал минувшей ночью… Думали, он только трахался? Обломитесь.

Секунды капают – серной кислотой на мое родительское сердце. Двадцать девятая, тридцатая…

Затеянная игра в молчанку начинает казаться верхом идиотизма. Сейчас окошко-блюдечко схлопнется – и что? Застрелюсь из «чпокера», вот что, как раз последняя спора осталась… Самая подходящая смерть для дебила и кретина.

Ломаю о колено гордость вместе с предубеждениями. Хруст на всю Садовую. Открываю рот, чтобы сказать хоть что-нибудь…

– Петр, у тебя все в порядке? – участливо спрашивает Плащ.

– Пока живой… Тебе того же желать не буду.

Есть!!! Крохотная, микроскопическая – но все же победа!

Не победа, конечно… Первый двухочковый в долгом баскетбольном матче. Но все же за мной…

– Ты принес, что должен принести?

Этот психологический кунштюк мне знаком, Авдотья как-то о нем рассказывала… Не прокатит.

– Я у тебя ничего не занимал и ничего не должен. Принес то, что ты требуешь.

– Кремень… Уважаю. Ну а я привел тех, кого хотел бы получить ты, Марию и Анну. Перейдем к механике обмена.

(Я ненавижу, когда Марину ошибочно называют Марией, это совершенно разные имена, но решаю Плаща не поправлять и позже тоже не поправляю – пусть его, меньше будет трепать то имя, что мне дорого… Я еще не знаю и не понимаю, что дьявол не допускает ошибок, а если допускает, то они спланированные и преднамеренные…)

– Не спеши, – говорю я.

– Хм… У меня есть основания спешить. Полагал, что у тебя они есть тоже.

Леденец в наушнике затих, от Горгоны тоже никаких сигналов. Ладошка Жужи – в моей руке, при нужде она подаст сигнал без слов (и без воплей в моем мозгу), но пока не подает. И я решаю – пора пустить в ход домашнюю заготовку. Спрашиваю:

– А деньги у тебя есть, Плащ? Не мелочишка на молочишко, настоящие большие деньги?

– Та-а-а-ак… – произносит Плащ и замолкает.

Теперь это не игра нервов, теперь он всерьез размышляет, что ж такое я ему сказал… И решает уточнить.

– Ты хочешь получить деньги в придачу к девочкам?

На деньги мне плевать, и в придачу к близняшкам меня устроит лишь один бонус: станцевать качучу на трупе Плаща… Но в эфир уходит совсем иное.

– Девочки… – говорю таким пренебрежительным тоном, что остается лишь надеяться: этот разговор не записывается и никто его никогда не услышит. – Они у тебя трое суток, да? – развиваю я тему. – Ну как, впечатляет? А я вот так десять лет, день за днем, ночь за ночью… Они ведь не девочки… Девочки, знаешь ли, засыпая, могут подпустить в кроватку, и это самая большая беда, что может случиться со спящими девочками. А я, мать твою, десять лет читаю вечером при свечах! При свечах я читаю, понял?! Бумажные книги! При свечах!!! Потому что дом обесточен – они, засыпая, перестают себя контролировать, напряжение скачет, лампочки взрываются! А ночные кошмары?! Им еще не снились у тебя кошмары?! Тогда все впереди, поздравляю! Огнетушители держи под рукой, пригодятся!!!