— Аня, давай прогуляемся, пообедаем в городе.

Сердце споткнулось, во рту появилась легкая сухость. Опять Аня? И снова чувствую себя влюбленной девчонкой, а ведь давно не подросток. И игривость Кейела баламутит мысли, согревает в груди. Куда подевалась твоя гордость, Ань?

— Давай.

Из-за першения в горле получился полушепот, но Кейел расслышал, улыбнулся широко. Злость стремительно таяла, но как только казалось, что окончательно исчезала, снова взметалась.

— За озером есть таверна, где к горячим блюдам раньше подавали пышки с сырной начинкой. По-моему, они были вкусными.

— Ты не уверен? — изогнула бровь.

— Тогда мне было все равно, — усмехнулся Кейел.

Он привычно замолчал, ускоряясь, но сегодняшнее безмолвие было заполнено не разочарованием и тоской, а каким-то восторгом. Но ведь между нами ничего не изменилось: я все еще обманщица, а Кейел — жертва обмана.

Мы пересекали небольшую, людную улочку, когда услышали плач. Кейел выставил руку передо мной, останавливая. Народ неповоротливо, медленно расступался к расчищенным тротуарам.

Похороны… Горечь утраты и смерти трудно спутать с чем-то другим. Не было черной одежды, не было длинной колонны из сочувствующих друзей, не было венков в руках. Олень тащил длинные сани с телом, чье очертание виднелось под тонкой светлой тканью; фангр понуро вел оленя под уздцы. Следом, опираясь на палку, ковыляла старушка, человечка. Она и всхлипывала, пряча лицо под глубоким капюшоном и иногда срываясь на плач.

— Пусть Солнце заберет его душу, — донеслось за спиной.

— Да не отвернутся духи от него, — долетело от низкорослого мужчины справа.

Тихие голоса раздавались в толпе, нагнетая и без того неприятную обстановку.

— Пойдем, — шепнул Кейел, взяв меня за руку.

Стараясь не толкаться, мы жались к стенам и прилавкам. Миновали квартал и беспрепятственно перешли улицу.

— Побледнела так, будто смерти никогда не встречала.

Я пожала плечами, но, скорее всего, под толстой курткой этот жест остался незамеченным. Внезапное напоминание о вестнице пугало смертью, а тут еще и наглядный пример. Возможно, поэтому растерялась.

Кейел сжал руку крепче, помогая пройти скользкий участок на углу дома, и я только поняла, что он все еще не выпустил ее. Казалось, тепло его ладони проникает к моей даже через варежки. Чтобы заполнить неловкое молчание, я полюбопытствовала:

— Кладбище на территории города или за стеной?

— На севере нет кладбища, — охотно ответил Кейел. — Тела умерших моют, одевают по прихоти родных, а затем вывозят за стену.

— А там?

Он цокнул языком, бросив на меня мимолетный взгляд, будто сомневался отвечать или нет, но все же сказал:

— А там сваливают в кучу. Аня, ледяных драконов лучше держать сытыми. Их тут немного, едят они нечасто, и им все равно разумные существа в нарядной одежде или туши овцебыков. Постоянно полная кормушка не только драконов от агрессии сдерживает, но и при случае не позволит кому-либо навредить городу. Они будут ее защищать.

Звучит, конечно, логично, но…

— Это кошмарно.

— Что именно тебе не нравится? Осторожно. — Кейел дернул за руку, притягивая к себе и позволяя детворе промчаться мимо, не столкнувшись со мной.

Когда крики и смех затихли, оставляя на узкой, залитой солнечным светом улице только лай собачонки и щебет птиц, я отстранилась от него и пояснила:

— Мне не нравится, что кто-то скармливает родных, пусть и умерших, драконам. Это неправильно.

— А как правильно? — Кейел украдкой наблюдал за мной, возобновляя путь.

Я закусила губу, обдумывая, как ему, человеку, донести о человечности, но отвлеклась на другие мысли. Вот оно… «Вы, как беловолосые шан’ниэрды, не готовы принимать чужие предпочтения, не готовы мириться с ними. Почему-то видите в них угрозу и подавляете». Чем мне мешает традиция северян Фадрагоса?

Кейел, не дождавшись ответа, заговорил:

— Какая разница, кому достанется твоя оболочка: червям или драконам?

Я скривилась.

— Тогда лучше сжечь.

— Твой пепел тоже сослужит пользу, — подмигнул Вольный. — Должна же твоя эгоистичная натура хоть когда-нибудь принести ее.

— Еще немного таких бесед, и я откажусь от идеи пообедать с тобой, — улыбнулась я.

— Ты первая стала задавать глупые вопросы. — По-прежнему, не выпуская руки, он несильно толкнул меня плечом, и я хохотнула.

Нет, на Земле, конечно, тоже важно быть полезным. Просто… Не доходит до такого фанатизма.

Утренний свет постепенно отвоевывал территорию. На низком бревенчатом потолке уже можно было рассмотреть трещинки и стыки. Соседские петухи пока еще молчали.

Я улеглась на спине удобнее, подтянула тяжелое одеяло к подбородку и вытянула руку. Пальцем провела в воздухе линию, повторяя рельеф балки. Несколько дней после непростого разговора с Кейелом я была неприступна для сожалений и уверенная в правильности высказанных тогда слов. Несколько дней… Видимо, они прошли, и наступил плохой период.

Спрятала руку под одеяло, перевернулась на бок и посмотрела на дверь. Именно возле нее Кейел и испортил замечательный день. Все было так хорошо, а потом… потом радость как отрезало.

Пышки с сырной начинкой в уютной таверне, расположившейся за замерзшим озером, и впрямь были вкусными. Непринужденная атмосфера расслабляла. Мои глупые для Фадрагоса вопросы и рассуждения лились так, будто я дорвалась до запретного. Кейел же подшучивал надо мной и смеялся. Его смех подначивал спрашивать и говорить еще и еще… Лишь бы только он не прекращал смеяться. Только бы его теплые глаза сияли от радости.

И будто никаких ссор между нами не происходило, мы гуляли после сытного обеда. Гуляли дотемна, снова нагоняя аппетит. Играли в снежки с гурьбой детей, завлекали заинтересовавшихся взрослых. Я пыталась научить фадрагосцев лепить снеговиков, но снег не хотел лепиться. Снеговик получился маленьким, кособоким — плотная насыпь. Глаза из угольков выпадали, а когда я надавила сильнее, часть хрупкой головы отвалилась.

— Теперь понятно, почему ты такая пугливая, — шептал Кейел, склонившись у меня за спиной, пока я, шмыгая носом и сидя на корточках, пыталась приделать снеговику руки из веток. — В вашем мире детей учат создавать монстров, а потом их мучают кошмары. Помнишь, как тебя в лесу? Нет, Аня, убери эти палки! Ты будто решила приделать плачущей деве лапы тлетворных пауков. Пожалей, ребят.

— Это я еще не нашла чем морковку заменить!

Фонарщики, в основном подростки, разжигали по главным улицам фонари. На вечернем небе появлялись первые звезды. Мы неспешно двигались домой, делая крюк, чтобы заглянуть к ребятам. В их доме пахло жареным мясом и тушеными овощами. Елрех хлопотала на кухне — более просторной, чем в наших с Кейелом домиках, — Роми тренировался, бросая дротики в подвешенный на стену щит. Ив расстроилась, услышав о том, что у меня с наставником не вышло работать дальше, а может, просто хотела проявить дружеское сочувствие. В отличие от Роми — он усмехался, оглядываясь на Кейела, что наводило на неприятную мысль: либо рогатый тоже участвовал в сговоре, либо догадался о намерениях этих двоих еще в гостях у Десиена. В любом случае, как бы он ни любил Елрех, как бы ему ни была симпатична Феррари, нас с ним это все равно не сближало, не делало друзьями. Задерживаться мы с Кейелом не стали, решив, что поужинаем у меня.