Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Рыткогыргын!» — атаковать! Тоже всё понятно, хотя озлобленные рожи, каким-то образом знающие, что мы выйдем именно здесь, сами за себя говорили… «Ричит! ВосКыран!» — веревка, тюрьма, ясно, мальчики… Всё понятно… Вот только, откуда вы взялись? У нас ведь нет никакого оружия, меньше всего мы ищем международных конфликтов… В защитную стенку бьют, ломаясь, стрелы, а в маленькое пространство моей прозрачной крепости вваливаются нетерпеливые друзья, не выдержавшие ненормально длинной паузы.
Пашка мощно ударяется плечом о невидимую защиту и укоризненно смотрит на меня. Прости, сейчас сниму, не успел крикнуть, знаю, больно, но это всё потом разберём. А сейчас надо думать, что предпринять. Хотя, чего уж особенно голову ломать? За несколько штрихов замуровываем с Принцем воинственных нетоварищей и отбираем оружие. Всё! Только теперь оглядываюсь, вижу знакомые места и закрываю Дверь. Прибыли. Никто не выходит, хассаны орут, приходится применить к ним временное удушение, главное сейчас — не удавить… Один раз… Другой… Стоит только снять удушение, начинаются вопли… Но и трупы мне не нужны… Международный конфликт с убийством — повод к войне! Приходится вязать. К старинному способу добавляется петля в зубы. Стонать и мычать можно, а кричать — нет!
Раз уж все связаны, сам бог велел усадить товарищей в кружок и поставить стенку кольцом. Собрали луки, оружие. Обыскивать не стали, всё равно сейчас уйдём… Принц пошел рисовать в дальнюю часть сада… Вдруг ещё раз придётся приземляться, я не хочу ещё одну стрелу в руку! И этой достаточно. Больно ужасно! Может яд какой-нибудь? Не похоже… Давно бы уже корчился с пеной изо рта… Откуда у бедного жандарма яд? Да и своих можно ненароком зацепить…
Осторожно зашли в дом и лишь на втором этаже, где когда-то мы с Пашкой спали прямо на полу, на ковре увидели туго скрученные верёвкой виток к витку женские фигурки Чилсары и Апа, занимавшие удивительно мало места, вокруг которых вяло ползали голодные малыши… Увидеть нас все они ожидали меньше чем даже самого Падишаха, поэтому со слезами на глазах замерли в столбняке и вдруг расплакались обе сразу, а за ними и дети. «Когда ж эта парочка успела настрогать второго?» — мелькнула мысль, но другой вопрос был сейчас более важным, «Где Айлар?!»… Прости, друг, я трогаю твою красавицу, но руки и ноги её застыли в синяках, оставленных верёвками, нужно их растереть, а немного погодя, ожившая мать делает эту работу… Добрая женщина, которой столько выпало в жизни неприятностей…
Надо уходить. Как я и думал, родственники боятся взять изгоев к себе, кому нужны тхарат со стрелами, ожидающие твоего любимца? Говорю Апа, что мы заберём всех в Белый город, а жизнь потом покажет, кого куда… Она тихо и безнадёжно кивает головой. Главное, чтобы маленькие дети были живы. Думаю, как и любой, впервые попадающий в Дверь, она просто не понимает, куда её ведут… А идём мы в сторону от пленников, чтобы не видели колдовства, туда, где крохотным водопадиком струится от соседей ручей и где Принц заканчивает свою зарисовку около приметного обломка скалы…
Здесь, как всегда, темнеет быстрее, чем на сияющих сейчас вдали склонах холмов, я спешу, потому что не уверен в своих силах после серии неудач, но совершенно напрасно, это же моя главная Дверь! Она открывается мгновенно, мы с Принцем подхватываем детей, проходим, выныриваем в моём дворе, и обернувшись, принимаем за руки драгоценный груз, который сзади силой подпихивает Пашка… Вот он и сам протискивается, показывая мне кулак за удар о стенку, а я закрываю волшебный проход, рассматриваю лужицу крови под левым башмаком и к его полному удовольствию тихо выпадаю в обморок… Стрела сделала своё дело… Голова улетает в космическое пространство и летит, летит… То прямо, то по спирали, и так бесконечно, мелькая калейдоскопными брызгами…
Очнулся от сильного озноба. Меня трясло как на старой телеге, мчащейся по булыжнику. Тело затягивалось в тугую, плотную массу тряслось, тряслось… А надо мной синхронно тряслись сбившиеся в кучу лица моих любимых, почему-то трагически растерянных…
— Ч-т-т-о случи-чилось?
— Ты всю ночь вот так валяешься…
— А гэ-гэ-где дэ-доктор?
— Вот торчит… Он тоже не знает…
— Простите, кларон… Я знаю… Но никогда этого не делал…
— Ды-доктор… В-вы что, издеваетесь?
— Делать мне больше нечего… Когда я учился, войн не было… Пробовал на аргаках, и то уже дохлых… Мне доставалась одна поножовщина… Резаные, колотые раны…Промыл, зашил и всё. В гарнизонах по-своему развлекаются… Я боюсь задеть нервы, сухожилия…
— Т-так чтто же мне?! Подыхать от Вы-вашего страха?! Уб-берите ж-женщин и н-начинайте… Пр-промойте инструмент, руки… Один надрез и тащите эту г-адость, потом зелья туда побольше…
— Не надо, кларон, я это всё знаю…
Блаженная слабость моего организма, очередной обморок, и на этот раз помогла избавиться от боли, отключив сознание… Очнувшись вечером я нашел себя в постели с кожаным коконом на больном месте, видимо, защищающим повязку. Доктор, всё же знал своё дело, кожа, защищающая повязку, была обработана, аккуратные отверстия сделаны пробойником, а не каким-нибудь кривым ножом, через них как шнурки на ботинках змеился стягивающий шнурок, будто шепча: «Выздоравливай». Тело ещё горело от воспаления, рана пульсировала и колокольным звоном отдавалась в мозгу, но внутренний голос подсказывал, что главная беда позади…
Это надо же было так глупо напороться! Теперь самое время сделать «мудрый» вывод, пока свежа боль от раны и самодовольство от спасения твоих друзей не превышает степени осторожности… Только вот, в чём прячется решение? Склепать доспехи и первые выходы делать в тяжелых латах? В данном случае сработало бы. Но если враги ждут, если накинут пару арканов и быстро спутают ноги, тогда как? Рухнешь железным бревном и всё, даже шаг назад ступить не успеешь… А не дай бог, выйти в воду! Даже если в метре от берега, последнее, что ты увидишь, погружаясь в глубину, будет тот пейзаж, который заказал… Но если ничего не предпринимать, то в следующий заход можно и глаз потерять, никакой доктор не спасёт… Короче, вывод: броня — не нужна, а усилить защиту — обязательно? Даже тонкая сетка…
Мысль остаётся незаконченной, потому что прямо перед моими глазами из ниоткуда вырастают огромные глазищи на маленьком смуглом лице, хассанчика, и я протягиваю палец, за который цепляются обезьяньей хваткой тонкие пальцы, невесомое тело чуть взлетает и вот, уже сидит в традиционном