В середине дня дверь наконец открылась. На пороге появился Смит. Он направился к стойлу Сухаря и стал готовить коня к тренировке. Ховард направился к судейской трибуне, куда попросил подойти С. В. Уайтни, Джозефа Уайденера и Герберта Байярда Своупа. Вдоль трека собирались толпы людей, чтобы посмотреть на тренировку.

Смит повел Сухаря к скаковой дорожке. Ховард скрылся в административном здании, чтобы объяснить Своупу и Уайтни возникшую проблему и выслушать их мнение. Спустя пять минут он вышел наружу. Его окружила шумная толпа репортеров. Когда Ховард начал говорить, голос его предательски дрогнул.

Ровно в 3: 30 Смит подсадил Полларда в седло, взобрался на широкую спину Тыквы и двинулся вдоль трека. Над трибунами раздался голос ведущего.

Скачка была отменена{371}.

Толпа зрителей осела. Смит провел Сухаря мимо ошеломленных фанатов обратно в конюшню.

В судейской Ховард принес глубокие извинения всем присутствующим и отвез Марселу в их номер в отеле Гарден-Сити. Она хотела выплакаться без свидетелей.

Ховард был убит свалившейся бедой. Он очень переживал за своего жеребца. «Не знаю, излечится ли он когда-нибудь от этой болезни, – сказал он{372}. – Мы не можем просто быстро подлечить его и снова послать на трек, чтобы он надорвал сердце, пытаясь во что бы то ни стало победить». Чарльз уже прокручивал в голове идею отправить коня на покой в поместье Риджвуд. Смит покачал головой. С лошадью еще не покончено. Тренер мог разработать больные суставы. И Ховард поверил. Они принялись составлять новые планы.

Ховард попал в очень непростую ситуацию. Все его усилия организовать матчевую скачку в Бельмонте пошли насмарку. Кроме того, теперь вообще вряд ли удастся устроить встречу двух жеребцов. Риддл, всегда весьма прохладно относившийся к этой идее, теперь мог сказать, что пытался провести такую матчевую скачку, но он, Ховард, пошел на попятную. Теперь в конце сезона Адмирал может, как было запланировано, отправиться на покой, и никто не обвинит Риддла в том, что он уклонился от самого главного соревнования. Руководство Бельмонта было непреклонно. Ховард попытался подтолкнуть их к идее, что можно перенести время проведения соревнования, даже готов был отказаться от мысли превзойти рекорд общей суммы призового выигрыша Сан Бо. Бог с ним, с тем призовым фондом в 100 тысяч долларов. Как только Сухарь выздоровеет, он обязательно выставит коня на скачки в Бельмонте просто из спортивного интереса{373}. Руководство ипподрома нехотя согласилось обдумать такую возможность, и разговоры о переносе скачки на осень действительно велись.

Но Риддл категорически отказался. Руководство Бельмонта, пытаясь хоть как-то спасти выходные, позвонило Риддлу и предложило Адмиралу место в гандикапе Предместий, который из-за матчевой скачки вместо воскресенья перенесли на субботу, 28 мая. И хотя Адмиралу назначили 59,87 килограмма, Риддл согласился. День был спасен. Двадцать пять тысяч зрителей, многие из которых пересекли континент, ожидая увидеть скачку столетия, собрались на ипподроме Бельмонт. Газеты пели дифирамбы спортивному духу Риддла, решившего выставить Адмирала на скачки. Толпа, которая с пониманием и сочувствием встретила сообщение Ховарда, хотела получить свой утешительный приз.

В самый последний момент без объяснения причин Риддл и Конвей сняли лошадь с забега. Руководство настаивало на объяснениях, и они заявили, что недовольны состоянием покрытия трека. Поскольку трек по всем статьям был в идеальном состоянии – лошади, участвовавшие в гандикапе, показали рекордное время, – в эту отговорку никто не поверил.

Информация о том, что Адмирала сняли с забега, появилась на жокейском табло на внутреннем поле{374}. Многие репортеры, да и большинство зрителей, посчитали, что Риддл просто уперся, не желая соглашаться на такую весовую нагрузку, и не захотел считаться с последствиями своего поступка и с правилами спортивного поведения. Терпение зрителей лопнуло. Целые две минуты над трибунами не смолкала какофония свиста и улюлюканья. Риддла, как писал один из зрителей, «обвиняли во всех смертных грехах, за исключением разве убийства Линкольна и нынешнего экономического кризиса».

Уайтни слушал этот оглушающий шум и кипел от ярости. Когда его спросили, согласится ли он на перенос встречи Адмирала и Сухаря, он разразился гневной тирадой: «Нет, даже если мне будут предлагать их по 10 центов за дюжину. Я на такое больше никогда не соглашусь!»{375}

Узнав, через что пришлось пройти руководству Бельмонта, никакой другой ипподром не согласился бы организовать такой забег. Ходили слухи, что хромота Сухаря была специально подстроенной уловкой, чтобы избежать поражения от Адмирала, и очень многие в это поверили. Казалось, у Ховарда остался только один выход: если никто не хочет организовывать матчевую скачку, ему придется последовать за Адмиралом на очередные в его плане соревнования и выпустить Сухаря на скачки с полной «обоймой» участников.

Следующим в расписании Адмирала был гандикап Массачусетса, назначенный на 29 июня. Адмирал был включен в список участников, и хотя руководство Саффолк-Даунс не прислало приглашения действующему чемпиону Сухарю, Ховард уже послал заявку на участие. У Сухаря будет целый месяц на то, чтобы выздороветь. По словам Смита, этого времени хватит, чтобы победить воспаление в коленях жеребца.

Возможно, Риддл испытывал боль от публичного порицания. 6 июня он выставил своего коня на ипподроме Акведук, в гандикапе округа Куинс, несмотря на нагрузку в 59,87 килограмма. Многие фанаты, желая донести до владельца свои чувства по поводу его поступка на прошлой неделе, попытались заглушить все приветственные крики громкими воплями{376}. Но, несмотря на весьма неоднозначный прием, Адмирал победил. Потом коня погрузили в вагон и повезли на ипподром Саффолк-Даунс, чтобы подготовить к гандикапу Массачусетса. 14 июня Смит с Ховардом последовали за ним. Поллард и его агент Ямми поехали с ними. Вульф остался дома. Он решил, что раз Ред в отличном состоянии, то в его услугах не нуждаются.

Сухарь и его берейтор навещают Полларда после тренировки