Потом Ховарды отправились в плавание. Они понятия не имели о проблеме, возникшей после их отъезда, и о том, в каком сложном положении оказался Смит. Журналисты снова и снова донимали тренера: все ли в порядке с лошадью? И тренер постоянно твердил, что с Сухарем все прекрасно.

За неделю до матчевой скачки Поллард участвовал в скачках на треке Бельмонта для своеобразной финальной проверки. Он скакал на Прекрасной Воительнице, которую впервые заявили на забег после того, как они с Поллардом упали на ипподроме Сан-Карлос три месяца назад. На этом гандикапе Хэндспринг на нее делали мало ставок: никто не верил, что Смит смог вернуть ей хорошую скаковую форму после полученных серьезных травм. По команде Полларда лошадь пулей вылетела из стартовых ворот и неслась вровень с фаворитом. На противоположной прямой она вырвалась вперед и перехватила лидерство. За ними никто не смог угнаться. Поллард с Воительницей могли умереть на треке в Санта-Аните, а теперь легко выиграли забег и вернулись в конюшню победителями. Поллард был полностью готов к матчевой скачке.

А Сухарь не был. Смит был совершенно потерян. Жеребец утратил былую резвость, и тренер не знал почему. Это событие переросло в настоящий скандал. «Нью-Йорк Дейли Миррор» требовала, чтобы власти вмешались, оценили состояние лошади и либо отменили скачки, либо уверили обеспокоенную публику, что Сухарь в хорошей форме{368}. Даже Уолтер Уинчелл вступил в общий разговор, интересуясь состоянием коня. Отговорки Смита становились все менее убедительными. Вероятно, чтобы успокоить распалившуюся прессу, он снова пустил в конюшню фотографов. Если бы лошадь была нездорова, он бы никогда не вывел ее из стойла на тренировку. Репортеры хотели видеть лошадь при свете дня. Смит, сам на грани нервного срыва, с угрозой заявил, что скачка не состоится, но все же вывел лошадь на всеобщее обозрение.

Мало кто заметил то, что увидел Смит: Адмирал выглядел еще хуже Сухаря. 17 мая он показал время 1: 49 за милю, еще больше, чем Сухарь. Спустя несколько дней ему потребовалось 2: 08,2, чтобы пройти дистанцию в 2 километра – это скорость рысистого бега. 23 мая жеребец казался настолько заторможенным во время тренировок в стартовых воротах, что какой-то зритель заметил: «Можно было бы поклясться, что это просто какая-то тупоумная сопровождающая лошадь, а не нервный, яростный скакун». По словам многих, Риддл с Конвеем подумывали, не снять ли его со скачки, но молчали в надежде, что Сухаря снимут первым и вся вина за срыв столь ожидаемого события падет не на них. Смит получал очень противоречивые сведения. Некоторые советовали не снимать лошадь, поскольку Адмирал так плохо тренируется, что Сухарь, в какой бы плохой форме он ни был, сможет его побить. Другие предупреждали Смита, что плохие результаты, которые Адмирал показал на тренировках, могут быть специально подстроенными, чтобы обмануть противника относительно физической формы скакуна{369}. Тренер не знал, что делать, а репортеры все давили и давили на него. «Хромает ли лошадь?» – «Нет». – «Она в плохой форме?» – «Если бы жеребец был в плохой форме, я бы его сюда не вывел». – «Болен ли Сухарь?» – «Вчера он скакал галопом. Больные лошади не бегут галопом. Они ведут себя как больные».

Пришла пора принимать решение, но Ховарды были за тысячи миль. Смит отправляет срочное сообщение на круизный лайнер: «Приезжайте в Бельмонт».

Ховарды не могли поверить в то, что они увидели по приезде в Бельмонт. Отовсюду раздавались дикие обвинения, включая опубликованное в одной газете утверждение, что Смит намеренно придерживает Сухаря, чтобы увеличить неравенство ставок на собственную лошадь. Каждый желал знать, будет ли Сухарь участвовать в скачках. Ховард был подавлен, но на людях выглядел уверенным и довольным. Чтобы успокоить сомневающихся, он дал слово, что публика сможет увидеть тренировку Сухаря, все десять фарлонгов – дистанция предстоящей скачки – 24 мая в 3: 30 пополудни.

Утром назначенного дня Смит вывел Сухаря на трек для короткой утренней пробежки, чтобы подготовить его к публичной тренировке. Он внимательно следил за движениями питомца, и наконец его взгляд зацепился за колени лошади.

Вот в чем дело! Небольшой намек на болезненные ощущения. Очень слабый намек, но он есть.

Ховарду предстояло принять ужасное решение. Вероятно, Сухарь не сможет участвовать в скачке. В лучшем случае он проиграет. В худшем – получит травму. Ховард склонялся к тому, чтобы снять лошадь со скачек, но последствия такого поступка были пугающими.

Руководство Бельмонта, предвкушая самую большую зрительскую аудиторию, когда-либо собиравшуюся на конные скачки в Америке, работало до изнеможения. Они потратили 30 тысяч долларов на рекламную кампанию и на подготовку трека. На трибуны ипподрома Бельмонт, которые, если поставить их вертикально, были бы высотой с Эмайр-стейт-билдинг, были проданы все билеты. Уже заключены пари на несколько миллионов долларов. Ювелиры уже отлили изысканный трофейный кубок. Все этапы подготовки к событию максимально освещались в прессе. Подготовка к гонкам «500 миль Индианаполиса», посвященным Дню Памяти, обычно спортивному событию огромной важности, была почти полностью вытеснена со страниц общенациональных газет. В «Сан-Франциско Крониклз» статьи об автогонках затерялись где-то на последних строчках, рядом с анализом приливов и отливов. Лошади были на обложках «Ньюсуик» и на вездесущем «Радио Гайд». На фото Адмирал несся галопом, а Сухарь зевал. Билборды с рекламой предстоящих скачек обрамляли все главные автомагистрали на Лонг-Айленде. Радио Си-би-эс поместило объявления на всю страницу, чтобы рекламировать международную трансляцию предстоящих скачек. С западного побережья уже отправились в путь несколько поездов «Сухарь ЛТД». Льготные поезда шли и из Кентукки, из Чикаго, Бостона и Филадельфии. Бинг Кросби арендовал самолет, чтобы прилететь на Восток с огромной компанией друзей. Своуп, Уайденер и Уайтни в струнку вытянулись, чтобы дать Ховарду то, чего он потребовал: они собрали огромный денежный приз, отложили гандикап Предместий, крупнейшие скачки весны, чтобы устроить эту матчевую скачку. Были даже разговоры о том, что из Кентукки привезут старика Военного Корабля, чтобы он сопроводил своих внука и сына к старту. Мир сосредоточенно замер в ожидании скачки.

Ховард знал: реши он снять лошадь со скачек, это только подтвердит всеобщее убеждение, что его лошадь хромая. «И это именно тот случай, когда критики могут оказаться правы, – с горечью признал Ховард. – И должно же было это случиться прямо перед такой скачкой!»{370}

За несколько часов до того, как Сухарь должен был выйти на свою публичную тренировку, Ховард и Смит уединились в домике при конюшне. А недалеко от коттеджа собрались конюхи. Они стояли возле коня, которого называли «Старина Поп», и, не говоря ни слова, с хмурыми лицами следили за дверью коттеджа. Сухарь, не обращая ни на кого внимания, вынюхивал что-то в охапке сена. «Он выглядит вполне здоровым», – нарушил наконец молчание какой-то прохожий. «Да, он выглядит здоровым», – ответил один из конюхов. «Но в последнее время бегает неважно, да?» – «Да, неважно».