махнула рукой с идеальным маникюром в сторону кухни, где за закрытой дверью, видимо, сидели Роб и Эмма.

Хенли не в первый раз с трудом сдержалась, чтобы не дать матери Роба по лицу. Вместо этого она прошла мимо нее и открыла дверь в кухню.

Эмма спрыгнула со стула, свалив на пол миску с макаронами и курицей.

— Привет, малышка! А почему ты еще не спишь?

Хенли опустилась на колени и прижала к себе дочь. Она уткнулась носом ей в волосы и замерла. Волосы пахли по-другому. Раньше они пахли кокосом и жожоба. Теперь от Эммы исходил запах ванили и меда.

— Ты поменял ей шампунь? — спросила Хенли у Роба, который собирал с пола еду.

— Его мама посоветовала. — Он протянул руку под стол за отлетевшим туда кусочком курицы.

— Я привезла еще вещей Эммы. Включая шампунь. — Хенли покрыла лицо Эммы поцелуями. — О, я так скучаю по тебе, мой ангел.

— Я скучаю по тебе. Я люблю тебя. — Эмма поцеловала Хенли в лоб слюнявым ртом.

Снова целуя Эмму, Хенли чувствовала, как у нее разрывается сердце, а на глаза наворачиваются слезы.

— А где Луна? — спросила Хенли, оглядываясь вокруг.

— В оранжерее, — ответила Наташа. Она включила чайник и занялась завариванием чая. Ей нужен был предлог, чтобы остаться в кухне. — Роберт знает, что у меня аллергия. Я вообще не поняла, почему он не мог оставить собаку с тобой. Но потом я вспомнила, что тебя же никогда не бывает дома.

«Просто не обращай на нее внимания», — сказала Хенли сама себе. Она могла выдержать сарказм и уколы Наташи, если это требовалось для того, чтобы провести драгоценное время с дочерью.

Хенли встала, держа Эмму на руках.

— Пойдем поздороваемся с Луной?

— Да. Хочу Луну, — ответила Эмма.

— Да, я тоже. А потом я отведу тебя в ванную и помою головку.

Луна залаяла еще до того, как Хенли успела прикоснуться к ручке двери в застекленную оранжерею. Собака была рада ее видеть гораздо больше, чем Роб и его одержимая чистотой и порядком мамаша.

— Тебе следовало предупредить, что ты приедешь.

Роб стоял в дверном проеме своей бывшей спальни.

— Зачем? Чтобы ты сказал мне, что тебя не будет? — ответила Хенли, гладя по волосам спящую у нее на коленях Эмму.

— Ничего подобного я говорить бы не стал.

— Нельзя мыть Эмме голову тем дерьмом, которое дала твоя мать. Этот шампунь сушит ей волосы.

— Прекрати, а? Даже если бы мама дала мне самый дорогой шампунь из всех, которые только есть в продаже, ты все равно была бы недовольна.

Роб зашел в комнату и закрыл за собой дверь. Хенли впервые нормально посмотрела на него с тех пор, как вошла в дом. Она знала, что для него было непросто переехать в дом родителей и жить с помешанной на контроле манипуляторшей-матерью.

— А уже поймали того, кто это сделал? — Роб уселся с другой стороны кровати. — Я про коробку.

— Мы продолжаем расследование, но уже есть человек, которого мы подозреваем, — ответила Хенли.

— Есть подозреваемый? Вы его арестовали?

— Я не могу это обсуждать, Роб.

— Что значит «не могут это обсуждать»? Это же наш дом.

— Хорошо, хорошо. Есть человек, которого мы подозреваем. Но она в больнице. Мы арестуем ее, как только состояние ее здоровья позволит выписать ее из больницы.

— Женщина? Почему женщина подбросила нам голову? Она не здорова на голову…

— Понятия не имею. Ты объяснил родителям, почему ты здесь? В деталях?

— Смеешься? Сомневаюсь, что мама вообще пустила бы тебя в дом, если бы знала. Но она не идиотка, она смотрит новости и догадывается, что я сюда перебрался из-за твоего расследования.

— Я скучаю по дочери, Роб.

Роб изменился в лице.

— А по мне? Ты… по мне скучаешь?

— Конечно, скучаю, — соврала Хенли, нежно снимая Эмму с коленей и укладывая в кровать. Она поцеловала дочь и почувствовала удовлетворение — теперь Эмма пахла как Эмма. — Я скучаю по своей семье. Мне вас не хватает.

— Но ты ничего не делаешь для того, чтобы нас вернуть. Энж, я не жил с родителями с тех пор, как мне исполнился двадцать один год. Мне это трудно. И еще Эмма плачет каждый вечер, скучает по тебе.

— Роб, именно ты поставил мне ультиматум. Моя работа или ты. Это ты чуть не изменил мне с…

Хенли запнулась, потому что зашевелилась Эмма. Она встала и вышла из комнаты, позвав Роба за собой.

— Давай прогуляемся, — предложил Роб. — Луну надо вывести.

— Я не хочу так жить. Это не для меня. Я не скандалист. Мы с тобой никогда не были одной из таких пар… — заговорил Роб, понимая, что его мать наблюдает за ними сквозь сетчатые занавески.

— Нет, ты не скандалист. Мы жили нормально, и я не виню тебя за то, что съехал, — ответила Хенли. Они завернули на Холланд-роад, начиная ощущать вечернюю прохладу. — Мне просто не понравилось, в какое положение ты меня поставил. Ты потребовал, чтобы я сделала выбор, Роб, а это неправильно. Если бы все было наоборот, я никогда не поставила бы тебя в такое положение.

— Я знаю, что не поставила бы, но дело в том, Энж, что все не наоборот, и ведь это уже не первый раз!

— Я сейчас уже вне опасности. Мы вне опасности. — Хенли видела, что Роб не купился на ее слова и понимает, что она несет чушь. — Я не прошу тебя вернуться домой, — сказала она, забирая у него собачий поводок.

— Ты не хочешь, чтобы я возвращался?

— Я сказала совсем не это. Конечно, я хочу, чтобы ты вернулся. Я не хочу, чтобы ты возвращался, пока мы не поймаем того, кто все это творит.

— Но ты же сказала, что у вас есть подозреваемая.

— Тут все немного сложнее. Дорогой, я знаю, что тебе иногда бывает трудно со мной. Я временами бываю упрямая. Упертая.

— Это еще мягко сказано.

— Роб, не надо. Я стараюсь.

— Значит, ты со мной согласна? Я правильно сделал, что съехал?

— Да. Если быть честной с самой собой, вероятно, лучше, что мы сейчас не вместе — пока Оливер на свободе.

— Мне не нравится, что ты сейчас одна. Тебя охраняют?

Хенли слышала тревогу в голосе мужа. Она знала, что он имел в виду на самом деле. Он спрашивал, спит ли сейчас кто-то на том месте, где должен спать он.

— Прошлой ночью я ночевала у Стэнфорда. Ты же его знаешь. Ему трудно сказать «нет». И за нашим домом ведется постоянное наблюдение. Беспокоиться не о чем.