Вяземайт же прежде всего обратил внимание на потрясенный видПридона. Тот спрыгнул с коня, Луговик тяжело отдувался, с удил падает пена, аПридон, хоть и устал, побледнел, но глаза блестят, как звезды, красивовырезанные ноздри раздуваются, словно у зверя, зачуявшего добычу.

– Что-то случилось?

– Да, – ответил Придон.

– Где ты был?

– Не знаю, – ответил Придон.

– Как это…

Придон коротко взглянул на Вяземайта. Волхв смотрит снедоверием, глаза из-под нависших бровей, похожих на заснеженные кусты, глядятостро, пронизывающе, но чем дольше Вяземайт на него смотрел, тем больше вглазах верховного волхва появлялось изумления, смешанного с почтением.

– Я был в другом мире, – сказал Придон. – Я ираньше ощущал его прикосновение… но сегодня я там был.

Вяземайт подошел ближе, его широкая ладонь опустилась наплечо Придона.

– Ты можешь рассказать, что видел? Придон покачалголовой.

– Нет. Я только чувствовал. Но и это едва не разорвало моесердце… Я ощутил, что в мире есть нечто настолько высокое и ценное, что яникогда-никогда… И это наполнило меня всего великой печалью и великойгордостью.

– Почему? – спросил Вяземайт настороженно.

– Я ощутил, что это недостижимо для меня сейчас… Я муравейрядом с горой, это наполнило меня таким великим горем, что сокрушило ираздавило, как валун раздавил бы муху! Но я ощутил, что когда-то смогу вырастивыше самой высокой горы, все объять, все вместить… Вяземайт, когда копыта моегоконя снова застучали по земле, я ощутил, что вернулся с небес с новой песней.Хочешь, я сейчас ее…

Вяземайт отшатнулся, выставил перед собой ладони.

– Нет-нет!.. Я не хочу, чтобы мое каменное сердцетрескалось, как валун в жарком огне. Твои песни исторгают из меня слезы, а мужчинадолжен быть бестрепетен.

Придон сказал виновато:

– Прости…

– Уходи и пой таким же пустоголовым!

Рано утром он почти вскочил, по телу стегнула резкая боль,но лишь стиснул челюсти, не подал виду, что еще не все зажило. Позавтракалбыстро, как голодный волк, что глотает, не пережевывая, все потом, потом,торопливо выскочил во двор.

Яркий свет болезненно ударил в глаза. Обнаженные плечимгновенно впитали солнечные лучи. Прямо от солнца протянулась нить, по которойв его тело бурным потоком пошла вливаться эта кипящая мощь.

Всю площадь перед дворцом заполнил народ. Воздух задрожал отсотен труб, пищалок, бубнов. Слева от дворца на конях гордо восседалисильнейшие герои Артании.

Скилл крикнул им что-то веселое, они разом вскинули в воздухтопоры. Мир дрогнул от их дружного рева:

– Придон!.. Придон!.. Придон!..

Придон развел руками. Скилл хотел поддержать его под руку,но Придон сбежал по ступенькам резво, молодая сила бурлила, он чувствовал, каквсе раны затягиваются на нем вот прямо сейчас, быстро, а за ворота городавыйдет лишь с белыми шрамиками.

Толпа расступилась, там стоял Градарь. Он ударил пальцами пострунам, запел хрипловатым сильным голосом. Придон ощутил, как по спинепробежали мурашки. Он уже не услышал слов, но все тело встрепенулось, душаподпрыгнула и расправила крылья.

Круг постепенно раздвигался. Туда вошли Скилл, Ас-нерд,Вяземайт, даже сам Горицвет, все на ходу в ритме хлопали в ладоши, этот звуктоже заставил встрепенуться, кровь вскипела.

Горицвет поманил Придона.

– Давай-ка на дорогу танец Победившего Воина!

Градарь запел громче, Аснерд, Вяземайт и Скилл началихлопать в ладоши громче, чаще, убыстряя темп. Придон вышел в круг, выпрямился,душа ловила ритм, затем тело вздрогнуло, мышцы сами задвигались, сапогибыстро-быстро передвинулись на полшага, почти шаркая подошвами, и дальше егоповела по кругу та сила, что пробуждалась в нем сама по себе, когда слышалакрасивую сильную песнь, когда душа ловила серебряные звуки труб, создающиенебесную мелодию.

Мужчины хлопали в ладони все громче, сильнее. Придон шел покругу, выпрямившись, с гордо разведенными плечами, подошвы пристукивали часто,в только им известном ритме, он даже не вмешивался, эта странная мощь делаетвсе сама, ей надо всего лишь не перечить.

Итания, шепнул он одними губами. Итания, именем твоим япрошел все дороги. Итания, я начал жить с того дня, как увидел тебя… Итания, яскоро снова увижу тебя!

В круг влетел, не удержавшись, Скилл. Его танец был четок истрог, но глаза смеялись, а губы расползались в счастливой улыбке.

Придон отступил, взял у Градаря бандуру. Все получилосьсамо, он просто не перечил силе, что вела его в танце, а сейчас она ударила егопальцами по струнам.

Он услышал свой голос, перед глазами лицо Итании, звездноенебо, скачущие кони, гневное лицо бога, яркий свет и снова лицо Итании…

Скилл танцевал, но теперь строго и торжественно, а когдаПридон без перехода заиграл другую мелодию, подошел и встал рядом.

Могучие силы швыряли Придона, как утлую лодчонку в бушующемокеане. Он задыхался, в груди нарастало злое жжение, голос стал хриплым, но онпел, ибо все это в нем, накопилось, рвалось наружу, и, даже когда голос началпрерываться, он все еще бил по струнам, а голос бога говорил в нем странныещемящие слова, нежные и огромные, способные охватить все…

А потом он опомнился, все стоят, замерев, у многих на глазахслезы. Скилл смотрит с любовью и тревогой, но лицо серое, как будто вырубленоиз гранита, а глаза запали в темные пещеры.

– Придон, – сказал он тихо, – садись на коня.Езжай. Ты заставил мужчин не просто плакать – рыдать! Я даже не знаю, чтоможно… больше.

Толпа распахнулась, Блестка вела коня. Придон поцеловал ее вщеку, одним прыжком вскочил в седло. Слегка кольнуло срастающееся ребро, но этовсе, что осталось от его ран.

Он вскинул руку в прощании, умный конь красиво встал надыбы, помесил воздух копытами, грива развевается, а затем сам, без напоминанийметнулся в сторону городских врат. Ножны бога Хорса в седельном мешке, боевойтопор и щит укреплены по обе стороны седла.

Почти у самых ворот он увидел Конста. Тот вышел навстречу,был он страшно худ, кости выпирают из-под сухой кожи, поперек груди огромныйбагровый шрам с безобразно вздутыми краями. Сукровица выступает крупнымипрозрачными каплями, зато глаза теперь не прячутся в глубоких впадинах, иПридон зябко повел плечами, заметив в желтых глазах по два зрачка.

Он наклонился с коня, спросил шепотом:

– Конст… ты человек? Конст ответил после паузы:

– Даже не знаю, как и ответить. Да и нужна ли тебеправда?