Энни рассказывает ему о том, что произошло с мамой за последний год и как она изменилась. Она снова живет полной жизнью, в которой не хватает только одного – любви. Хотелось бы это исправить. Энни зажмуривает глаза:

– Поэтому я буду очень вам благодарна, если вы попробуете еще раз с ней связаться.

Помолчав, мистер Слоун отвечает:

– Дело в том, что недавно я кое-кого встретил. Пока ничего серьезного, но…

– Пожалуйста, просто позвоните моей маме. Хотя бы разок.

Он усмехается:

– С удовольствием, Энни. Ваша мама – чудесная женщина.

– Спасибо!

Повесив трубку, Энни облегченно вздыхает. Может быть, ей больше не придется мучиться из-за того, что по ее вине мать рассталась с идеально подходящим мужчиной.

Наступил октябрь, любимый месяц Кристен. Год назад я пообещала Кейт, что в октябре мы развеем пепел моей дочери, но вопреки всему я надеялась не сдержать это обещание. «Может быть, – думала я, – мне удастся ее найти и от всего этого кошмара останутся только страшные воспоминания». Многое из того, о чем я мечтала, действительно сбылось. Я нашла дочь, хотя и не ту, которую собиралась искать. А может быть, Кейт права: я наконец-то нашла себя.

Сегодня пятница. Я сижу на лавочке в кампусе Джорджтаунского университета, перед Копли-холлом, жду, когда у Энни закончатся занятия, и болтаю по телефону с сестрой.

– Продукты куплю, как только доберемся до Истона, – говорю я.

– Мы с Максом будем у тебя завтра часов в двенадцать, – отвечает Кейт. – А Молли и дети приедут после церемонии.

– Да, я знаю. Она решила, что так будет лучше.

– Мне не терпится увидеть твой домик на заливе. Сейчас там, наверное, чудесно.

– А мне не терпится тебе его показать. Это место – мой собственный Макино, где я теперь провожу много времени.

– Хорошо. Так ты ближе к Энни. Кстати, об Энни. Она говорит, тебе звонило твое старое увлечение из Висконсина и в субботу вы вместе ужинаете. Что это за история?

– Джон Слоун – никакое не увлечение, а просто друг, который живет в тысяче миль от меня. Сама не понимаю, как он умудрился напроситься ко мне в гости именно в этот уик-энд.

– Чем больше расстояние, тем горячее секс. Не исключай такой возможности, Рик. Мы с Энни держим за тебя кулачки.

– Моей дочери хочется, чтобы я в кого-нибудь влюбилась.

– Она по-прежнему чувствует себя виноватой в том, что встала между тобой и профессором.

Кейт верно подметила. Мы об этом не говорим, но я чувствую: у нас обеих, у Энни и у меня, остался неприятный осадок после того эпизода с Томом.

– Я бы очень хотела доказать ей, что это ничего для меня не значит. Та глупая вспышка давно прошла. Я ведь толком и не знала Тома.

И сейчас я не озираюсь по сторонам, надеясь увидеть его коричневый пиджак.

– Ты проделала большой путь, – ласково говорит Кейт. – Правильно папа сказал нам с Энни: чтобы тебя изменить, нужно чудо.

У меня по спине пробегают мурашки.

– Отец такое сказал?

– Ага. Ты с ним говорила?

– Я написала ему по электронке, позвала на церемонию. Он не ответил.

– Но ты же знаешь, как папа любит электронную переписку! Давай, Рик, пригласи его нормально – по телефону.

– Не буду. Пусть ему не придется выдумывать отговорку. А вот и Энни, – говорю я, завидев дочь. – Целую, Кейт. До завтра.

Встаю и машу своей дорогой девочке. На ней открытое синее платье. Кажется, она никогда еще не была такой веселой и энергичной.

– Какая ты красивая! – говорю я, целуя ее в щеку. – Джорджтаун тебе к лицу!

– Еще бы! Погоди, сейчас я тебе расскажу про Луиса: он двоюродный брат Хуаны, изучает антропологию. Мама, он такой классный! Даже Рори со мной согласен (я показала ему фотографию). И знаешь что? Хуана говорит, Луису нравятся девушки с формами!

– Губа не дура!

Мы идем под ручку к общежитию.

– Как насчет той работы? Ты согласилась?

Я улыбаюсь. После интервью «Нью-Йорк таймс» Эмили Ланге позвонила мне, чтобы поблагодарить. Мы проговорили целый час. Я рассказала, как нехорошо с ней обошлась, и попросила прощения. А еще, в свою очередь, сама простила ее за то, за что должна была простить давным-давно. В итоге Эмили предложила мне снова у нее работать.

– Нет, – говорю я Энни. – Это был милый жест, но я еще не отказалась от мысли о собственном агентстве.

Подняв глаза, я наблюдаю за реакцией дочери.

– Серьезно? Ура!

– Только без твоего благословения я за это не возьмусь. Агентство будет маленькое. Скорее всего, в районе Чесапикского залива.

– Супер!

Наслаждаясь тем, что моя дочка мной гордится, я прибавляю:

– Правда, я обещала Эмили время от времени работать у нее волонтером, когда буду в городе. Ее агентство подыскивает жилье для инвалидов войны. Хочу в этом поучаствовать – у меня ведь еще осталась тяга к социальной работе.

– Отлично! Я так хочу, мама, чтобы у тебя все сложилось!

– Я знаю. И ценю это.

– А как насчет субботнего вечера? Ты рада тому, что приедет Джон?

Энни смотрит на меня с надеждой.

– Очень, – говорю я, стараясь, чтобы это прозвучало убедительно.

За ужином на террасе Энни, уплетая креветки, рассказывает мне об университете, о своих новых друзьях и о маленькой Олив. После этого я долго не могу уснуть. За открытым окном убаюкивающе плещет волна. С Энни мои мысли перекидываются на Кристен. Думаю о завтрашней церемонии, на которую приедут Брайан и Кейт с Максом. Потом Молли привезет детей, а еще я встречусь с Джоном Слоуном. Почему же у меня такое чувство, будто мне чего-то – или кого-то – не хватает?

В 2:23 я беру ноутбук и открываю почту, чтобы получить утешение от «чуда» – таинственной силы, которая была моей путеводной звездой на протяжении последних восьми месяцев. Кто бы это ни оказался: Энни, Кейт или какой-то другой человек, – я пишу ему как другу. Я не религиозна, но вера у меня есть. В потайном уголке моего сердца живет надежда на то, что загадочные письма посылала мне мама или бабушка Луиза. В любом случае такими ночами, когда я не нахожу себе места, эта переписка помогает мне.