«Что я еду домой».

«Да, ты едешь домой».

Уильда Макманус попросила Анджелу спеть ей, и та запела, словно в церкви. Это была песнь «У креста» – о душе, нашедшей успокоение. Уильда закрыла глаза.

Анджела попросила сиделку матери проследить, чтобы пожилую женщину продолжали кормить через трубку.

«Я буду рядом с ней, что бы ни случилось», – пообещала та.

Спускаясь вниз с вещами, Анджела так рыдала, что почти ничего не видела, и из-за жары скоро стала задыхаться. По пути она наткнулась на сотрудницу компании «Лайфкэр», физиотерапевта Кристи Джонсон, которая как раз шла за ней наверх. Она отправилась проводить Анджелу, освещая фонариком ступеньки лестницы, и предложила помочь ей с сумками. Женщины спускались медленно, отдыхая на каждой лестничной площадке. Когда они добрались до первого этажа, Кристи Джонсон протащила Анжелу сквозь толпу к началу очереди, дожидавшейся лодок. Поскольку Анджела эвакуировалась одна, свободное место для нее нашлось быстро.

* * *

Кэтрин Нельсон тоже не хотела покидать свою мать. Старшая медсестра отделения «Лайфкэр» Тереза Мендес пыталась убедить ее, что если она не уедет сейчас, то потом уже не сможет выбраться из больницы. Кэтрин внесла Мендес в список, который озаглавила «Люди, которые были особенно добры к маме». Она занималась его составлением все то время, пока ее мать лежала в больнице, и Мендес была упомянута в нем дважды – это означало, что она проявила особые доброту и участие по меньшей мере в двух случаях. Когда Нельсон заявила Мендес, что ее не волнует, что она может упустить возможность эвакуироваться на лодке, медсестра ответила ей так резко, что Кэтрин показалось, будто она своими глазами увидела превращение доктора Джекила в мистера Хайда. «Ваша мать умирает!» – воскликнула Мендес, не выдержав чудовищного напряжения последних дней, бессонных ночей и непосильной работы в помещениях, которые она называла «Бейрут на первом этаже». Она всерьез беспокоилась, что Кэтрин Нельсон упустит свой последний шанс покинуть больницу.

«Я тоже умираю!» – ответила Кэтрин и сообщила Мендес, что у нее рак. Это была неправда, и впоследствии она не могла понять, что заставило ее сделать подобное странное заявление. Объяснение могло быть только одно: она была готова сказать и сделать все, что угодно, чтобы защитить свою мать.

Если ее мать и в самом деле умирала, зачем Кэтрин было бросать ее теперь, после того как она пробыла с ней в больнице более полутора месяцев? Во вторник, когда мать Кэтрин собирались вывозить из Мемориала, дочь спросила, могут ли ее оформить как больную, чтобы они с матерью эвакуировались вместе. Сама Кэтрин выглядела как пациентка: ухаживая за матерью, она давно привыкла ходить в больничном халате.

Когда Нельсон в последний раз заставили спуститься вниз, она не задержалась там надолго. Она просто представить себе не могла, что их с матерью могут разлучить. В среду ей сказали, что ее мать скоро эвакуируют, однако у Кэтрин возникло ощущение, что и ее мать, и еще одна прикованная к постели пациентка «Лайфкэр» еще какое-то время пробудут в Мемориале. Глядя в окно, она видела, как в вертолеты садятся люди. Среди них она заметила медбрата, которого знала в лицо. Получалось так, что эвакуировали здоровых, а не больных.

Кэтрин собрала все свои вещи, увязала их в простыню, как бродяжка из мультфильма, и в среду вечером потащила все это вверх по лестнице, но наткнулась на препятствия. Сначала путь ей преградила медсестра из «Лайфкэр», а потом трое мужчин, похожих на охранников или полицейских. Они сказали Кэтрин, что она не может вернуться наверх, и назвали ее «угрозой безопасности».

Однако «угроза безопасности» ростом пять футов четыре дюйма и весом в 108 фунтов упрямо продолжала стоять на своем. Она спорила и ругалась с охранниками, пока не появилась какая-то женщина, которой только что сообщили, что ее дети, находившиеся не вместе с ней в больнице, а в другом месте, остались живы после урагана и наводнения. Кэтрин не знала, кто она такая, но, так или иначе, женщина сжалилась над ней и весьма авторитетным тоном сказала, что она может отправляться наверх и оставаться со своей матерью столько времени, сколько сочтет нужным.

Кэтрин Нельсон нашла свою мать на новом месте: после визита врача ее койку передвинули ближе к сестринскому посту. Сидевшая рядом с ней медсестра обмахивала ее картонкой. Для прочистки дыхательных путей больной использовался импровизированный аспиратор в виде пластиковой трубки, соединенной со шприцом. Глаза у женщины были мутные, дышала она с большим трудом.

Кэтрин потребовала, чтобы ее матери дали лекарство для облегчения дыхания. Медсестра не стала возражать и сказала, что, по ее мнению, состояние матери Кэтрин действительно следовало облегчить. Температура у нее была очень высокой, выше 41 градуса, а в груди явно присутствовали застойные явления. Медсестра назначила ей небольшую дозу морфия и ативана – в соответствии с рекомендациями, оставленными врачом-инфекционистом после посещения этажа в среду. Уже после того, как инъекции были сделаны, медсестра сказала Кэтрин Нельсон, что лекарства, которые были введены ее матери, иногда могут вызывать у пациента полную остановку дыхания. Это так напугало Кэтрин, что она просидела рядом с матерью всю ночь, не смыкая глаз и то и дело проверяя, дышит ли она.

За ночь температура у Илэйн Нельсон спала, цвет лица улучшился, взгляд прояснился. Хрипов в ее груди сестра больше не слышала. Кэтрин еще не до конца успокоилась, но рев двигателей вертолетов, которые один за другим садились на площадку над гаражом, улучшил ей настроение. Спасательная операция заметно активизировалась, и это наполнило Кэтрин благодарностью к тем, кто оказывал помощь пленникам Мемориала.

Пришла Тереза Мендес в сопровождении то ли охранника, то ли полицейского. Было неясно, вооружен он или нет, – во всяком случае, на виду он оружие не держал. Кэтрин дали несколько минут, чтобы попрощаться с матерью.

Будучи дипломированной медсестрой, Кэтрин прошла соответствующее обучение. Благодаря этому, а также опыту работы в реанимации она знала, что даже пациенты, находящиеся в коме, могут слышать и понимать то, что им говорят. Кэтрин сказала матери, что она лучшая мама на свете, о какой можно только мечтать. И добавила, что гордится тем, что она ее дочь. Примерно в одиннадцать пятнадцать утра она поцеловала мать на прощание, прочла над ней молитву и вместе с сиделкой покинула помещение «Лайфкэр» на седьмом этаже больницы.

* * *

В другом конце коридора седьмого этажа главная медсестра отделения «Лайфкэр» Джина Избелл вошла в комнату, где проходило совещание с участием нескольких медработников корпорации и невысокой женщины-врача