лучше усыпить их любимца или любимицу. Малдерик видела, как Поу руководила уходом за пациентами, находившимися на втором этаже.

Малдерик поделилась своими соображениями с Поу и повторила свои слова, сказанные на пандусе приемного отделения. Правда, они говорили об эвтаназии животных, а не о том, что можно сделать, чтобы помочь самым тяжелым пациентам. Позже Малдерик вспомнит, как Поу упомянула, что неподвижно лежавшие на койках мужчины и женщины напоминали ей пациентов с онкологией: в ее практике нередко возникали ситуации, когда для пациента можно было сделать только одно – облегчить его страдания. Поу сказала, что для этой цели она использовала бы обезболивающие препараты, но не была уверена, каким именно отдать предпочтение в данном случае.

В самом деле, какой препарат следовало назначить пациентам? Это должен был знать доктор Эвин Кук. Малдерик проработала с ним два десятилетия – еще с тех времен, когда была старшей медсестрой отделения интенсивной терапии. Она знала: Кук убежден в том, что некоторые препараты просто созданы для того, чтобы облегчать страдания. В отличие от многих других врачей, он не старался избегать их назначения. За долгие годы работы он как пульмонолог помог многим пациентам, отключенным от аппаратуры жизнеобеспечения, умереть без мучений, без боли и страха. Кук был убежденным сторонником того, что уход таких больных должен происходить без страданий.

Сьюзан Малдерик сказала, что попросит доктора Кука поговорить с Анной Поу о том, какой препарат следует назначать самым тяжелым пациентам, чтобы облегчить их мучения. Она застала доктора Кука за чисткой пистолета. Он собирался покинуть больницу на лодке в надежде спасти своего сына, тоже врача, который отправился домой после урагана и еще во вторник попал в ловушку из-за наводнения. Сьюзан Малдерик попросила Кука до отъезда побеседовать с Анной Поу.

Разговор между доктором Куком и Анной Поу состоялся на втором этаже. Куку нередко приходилось иметь с ней дело за тот год, который она проработала в Мемориале, и был о ней весьма высокого мнения. Темой беседы стали пациенты третьей категории, то есть больные Мемориала и отделения «Лайфкэр», находившиеся в сборных пунктах, а также еще девять пациентов, которые по-прежнему оставались на седьмом этаже. Как показалось Куку, Поу опасалась, что их не удастся вывезти из больницы. С тех пор как на Новый Орлеан обрушился ураган «Катрина», Кук не заходил в помещения «Лайфкэр», причем вполне сознательно. Его не просили туда заглядывать, там не было его пациентов. И еще он знал, что любой врач, который рискнет туда заглянуть, столкнется с необходимостью принятия трудных, переворачивающих душу решений. Он знал, что тяжелые больные «Лайфкэр» были изначально обречены на смерть и жара окажет на них ужасающее воздействие. В Мемориале оставалось еще много членов медперсонала и волонтеров, но они были измучены, и Кук не мог представить, каким образом они смогут до конца дня на руках спустить девять неподвижных тел на пять этажей. Никакого подкрепления извне для решения этой задачи больница не получила. Кук просто не понимал, как организовать эвакуацию этих больных и что еще можно для них сделать.

Кук рассказал Поу, как составить нужную комбинацию морфия и седативного препарата под названием бензодиазепин. Позже он заявил, что, по его мнению, Поу поняла, что он говорил о том, как помочь пациентам «спокойно заснуть и умереть во сне». Это было совсем не то, чем до этого занимались Поу и ее коллеги на втором этаже, стараясь сделать существование пациентов хоть немного более комфортным. В последние нескольких часов медсестры обращались к Поу, Фурнье или Кингу, если кто-то из пациентов на сборном пункте обнаруживал признаки сильной боли или беспокойства, и те прописывали ему дозу лекарства. Фармацевты выдавали амбиен, ативан, дифенгидрамин, геодон и ресторил, чтобы пациенты могли успокоиться и заснуть, а также морфий, оксиконтин и викодин как обезболивающие. То же, о чем Кук говорил с Поу, имело совершенно иную цель. Он прямо упомянул, что комбинация лекарств, о которых шла речь во время беседы, «снижает дыхательную деятельность и человек постепенно перестает дышать и угасает». Кук видел в этом способ избавить пациентов от страшных мучений в безвыходной ситуации.

Анна Поу выписала рецепты на морфий для трех пациентов, лежавших в вестибюле второго этажа. Он заказала по девять ампул концентрированного морфия для внутривенного введения на каждого, то есть по 90 миллиграммов. Самая большая доза, которую Поу выписала за последние два дня, была предназначена для пациента одного из коллег, онкологического больного, которому до этого уже регулярно вводили морфий и его организм успел привыкнуть к препарату. Эта доза составляла 10 миллиграммов, то есть в девять раз меньше, чем то количество, которое она теперь назначила каждому из трех больных. Указывая в рецепте, каким образом лекарство будет вводиться, Анна написала: «В соответствии с указаниями врача». Внизу каждого рецепта она, как и было положено, указала свой личный номер, значившийся в базе Управления по борьбе с наркотиками и дававший ей право выписывать препараты, оборот которых находился под особым контролем.

Один из рецептов Анна Поу выписала на имя пациента корпорации «Лайфкэр» Уилмера Кули. Это был восьмидесятидвухлетний афроамериканец, в прошлом водитель грузовика, страдавший от сердечного заболевания и серьезной инфекции. К тому же он нуждался в диализе, и, помимо всего прочего, в отношении него имелось распоряжение о непроведении реанимационных мероприятий. Еще одна большая доза морфия был затребована для Кэрри Холл, той самой женщины, которую ее близкие называли «дорогая мама». Она также лежала в отделении «Лайфкэр». Женщине была сделана трахеостомия. Это была та самая пациентка, которая накануне ночью поразила своим желанием жить одного из медбратьев. Третья порция морфия предназначалась для пациентки Мемориала по имени Донна Котэм, сорокаоднолетней матери четверых детей, страдавшей заболеванием печени. После урагана ее состояние резко ухудшилось, и врачи собирались перевести ее в отделение интенсивной терапии. Но как раз в тот момент там царила суматоха, связанная с возможной эвакуацией, и перевод так и не состоялся. Все были уверены, что женщина не выживет. Накануне ночью медсестрам, обмахивавшим ее импровизированными картонными веерами в вестибюле второго этажа, показалось, что она выглядела особенно плохо.

Две женщины в медицинской униформе пересекли холл и подошли к дежурному фармацевту. Тот взял три рецепта и, заполнив нужные графы, поставил на них свою подпись.

* * *

Доктор Кэтлин Фурнье присутствовала при разговоре Сьюзан Малдерик и Анны Поу, когда те обсуждали вопрос о назначении пациентам сильнодействующих препаратов. «Я с этим совершенно не согласна», – в какой-то момент заявила Кэтлин. «Что ж, можете их не назначать, – ответила